Page 106 - Отцы и дети

Базаров вдруг повернулся на диване, пристально и тупо посмотрел на отца и попросил
напиться.
Василий Иванович подал ему воды и кстати пощупал его лоб. Он так и пылал.
– Старина, – начал Базаров сиплым и медленным голосом, – дело мое дрянное. Я
заражен, и через несколько дней ты меня хоронить будешь.
Василий Иванович пошатнулся, словно кто по ногам его ударил.
– Евгений! – пролепетал он, – что ты это!.. Бог с тобою! Ты простудился…
– Полно, – не спеша перебил его Базаров. – Врачу непозволительно так говорить. Все
признаки заражения, ты сам знаешь.
– Где же признаки… заражения, Евгений?.. помилуй!
– А это что? – промолвил Базаров и, приподняв рукав рубашки, показал отцу
выступившие зловещие красные пятна.
Василий Иванович дрогнул и похолодел от страха.
– Положим, – сказал он наконец, – положим… если… если даже что-нибудь вроде…
заражения…
– Пиэмии, – подсказал сын.
– Ну да… вроде… эпидемии…
– Пиэмии, – сурово и отчетливо повторил Базаров. – Аль уж позабыл свои тетрадки?
– Ну да, да, как тебе угодно… А все-таки мы тебя вылечим!
– Ну, это дудки. Но не в том дело. Я не ожидал, что так скоро умру; это случайность,
очень, по правде сказать, неприятная. Вы оба с матерью должны теперь воспользоваться тем,
что в вас религия сильна; вот вам случай поставить ее на пробу. – Он отпил еще немного
воды. – А я хочу попросить тебя об одной вещи… пока еще моя голова в моей власти. Завтра
или послезавтра мозг мой, ты знаешь, в отставку подаст. Я и теперь не совсем уверен, ясно
ли я выражаюсь. Пока я лежал, мне все казалось, что вокруг меня красные собаки бегали, а
ты надо мной стойку делал, как над тетеревом. Точно я пьяный. Ты хорошо меня
понимаешь?
– Помилуй, Евгений, ты говоришь совершенно как следует.
– Тем лучше; ты мне сказал, ты послал за доктором… Этим ты себя потешил… потешь
и меня: пошли ты нарочного…
– К Аркадию Николаичу, – подхватил старик.
– Кто такой Аркадий Николаич? – проговорил Базаров как бы в раздумье. – Ах да!
птенец этот! Нет, ты его не трогай: он теперь в галки попал. Не удивляйся, это еще не бред.
А ты пошли нарочного к Одинцовой, Анне Сергеевне, тут есть такая помещица… Знаешь?
(Василий Иванович кивнул головой.) Евгений, мол, Базаров кланяться велел и велел сказать,
что умирает. Ты это исполнишь?
– Исполню… Только возможное ли это дело, чтобы ты умер, ты, Евгений… Сам
посуди! Где ж после этого будет справедливость?
– Этого я не знаю; а только ты нарочного пошли.
– Сию минуту пошлю, и сам письмо напишу.
– Нет, зачем; скажи, что кланяться велел, больше ничего не нужно. А теперь я опять к
моим собакам. Странно! хочу остановить мысль на смерти, и ничего не выходит. Вижу
какое-то пятно… и больше ничего.
Он опять тяжело повернулся к стене; а Василий Иванович вышел из кабинета и,
добравшись до жениной спальни, так и рухнулся на колени перед образами.
– Молись, Арина, молись! – простонал он, – наш сын умирает.
Доктор, тот самый уездный лекарь, у которого не нашлось адского камня, приехал и,
осмотрев больного, посоветовал держаться методы выжидающей и тут же сказал несколько
слов о возможности выздоровления.
– А вам случалось видеть, что люди в моем положении не отправляются в
Елисейские? – спросил Базаров и, внезапно схватив за ножку тяжелый стол, стоявший возле
дивана, потряс его и сдвинул с места.