Page 168 - Преступление и наказание

таких пустяков ко мне ходить, беспокоиться». — «Ах бог мой, батюшка, уж и потревожить
тебя нельзя!» Я ей говорю, чтобы подразнить ее: «Я, Марфа Петровна, жениться хочу». —
«От вас это станется, Аркадий Иванович; не много чести вам, что вы, не успев жену
схоронить, тотчас и жениться поехали. И хоть бы выбрали-то хорошо, а то ведь, я знаю, —
ни ей, ни себе, только добрых людей насмешите». Взяла да и вышла, и хвостом точно как
будто шумит. Экой ведь вздор, а?
— Да вы, впрочем, может быть, всё лжете? — отозвался Раскольников.
— Я редко лгу, — отвечал Свидригайлов, задумчиво и как бы совсем не заметив
грубости вопроса.
— А прежде, до этого, вы никогда привидений не видывали?
— Н… нет, видел, один только раз в жизни, шесть лет тому. Филька, человек дворовый,
у меня был; только что его похоронили, я крикнул, забывшись: «Филька, трубку!» — вошел,
и прямо к горке, где стоят у меня трубки. Я сижу, думаю: «Это он мне отомстить», потому
что перед самою смертью мы крепко поссорились. «Как ты смеешь, говорю, с продранным
локтем ко мне входить, — вон, негодяй!» Повернулся, вышел и больше не приходил. Я
Марфе Петровне тогда не сказал. Хотел было панихиду по нем отслужить, да посовестился.
— Сходите к доктору.
— Это-то я и без вас понимаю, что нездоров, хотя, право, не знаю чем; по-моему, я,
наверно, здоровее вас впятеро. Я вас не про то спросил, — верите вы или нет, что
привидения являются? Я вас спросил: верите ли вы, что есть привидения?
— Нет, ни за что не поверю! — с какою-то даже злобой вскричал Раскольников.
— Ведь обыкновенно как говорят? — бормотал Свидригайлов, как бы про себя, смотря
в сторону и наклонив несколько голову. — Они говорят: «Ты болен, стало быть, то, что тебе
представляется, есть один только несуществующий бред». А ведь тут нет строгой логики. Я
согласен, что привидения являются только больным; но ведь это только доказывает, что
привидения могут являться не иначе как больным, а не то, что их нет, самих по себе.
— Конечно, нет! — раздражительно настаивал Раскольников.
— Нет? Вы так думаете? — продолжал Свидригайлов, медленно посмотрев на него. —
Ну а что, если так рассудить (вот помогите-ка): «Привидения — это, так сказать, клочки и
отрывки других миров, их начало. Здоровому человеку, разумеется, их незачем видеть,
потому что здоровый человек есть наиболее земной человек, а стало быть, должен жить
одною здешнею жизнью, для полноты и для порядка. Ну а чуть заболел, чуть нарушился
нормальный земной порядок в организме, тотчас и начинает сказываться возможность
другого мира, и чем больше болен, тем и соприкосновений с другим миром больше, так что
когда умрет совсем человек, то прямо и перейдет в другой мир». Я об этом давно рассуждал.
Если в будущую жизнь верите, то и этому рассуждению можно поверить.
— Я не верю в будущую жизнь, — сказал Раскольников.
Свидригайлов сидел в задумчивости.
— А что, если там одни пауки или что-нибудь в этом роде, — сказал он вдруг.
«Это помешанный», — подумал Раскольников.
— Нам вот всё представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то
огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого,
представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по
всем углам пауки, и вот и вся вечность. Мне, знаете, в этом роде иногда мерещится.
— И неужели, неужели вам ничего не представляется утешительнее и справедливее
этого! — с болезненным чувством вскрикнул Раскольников.
— Справедливее? А почем знать, может быть, это и есть справедливое, и знаете, я бы
так непременно нарочно сделал! — ответил Свидригайлов, неопределенно улыбаясь.
Каким-то холодом охватило вдруг Раскольникова, при этом безобразном ответе.
Свидригайлов поднял голову, пристально посмотрел на него и вдруг расхохотался.
— Нет, вы вот что сообразите, — закричал он, — назад тому полчаса мы друг друга
еще и не видывали, считаемся врагами, между нами нерешенное дело есть; мы дело-то