Page 48 - Преступление и наказание

без цели на улицу. Тут лохмотья его не обращали на себя ничьего высокомерного внимания,
и можно было ходить в каком угодно виде, никого не скандализируя. У самого К — ного
переулка, на углу, мещанин и баба, жена его, торговали с двух столов товаром: нитками,
тесемками, платками ситцевыми и т. п. Они тоже поднимались домой, но замешкались,
разговаривая с подошедшею знакомой. Знакомая эта была Лизавета Ивановна, или просто,
как все звали ее, Лизавета, младшая сестра той самой старухи Алены Ивановны, коллежской
регистраторши и процентщицы, у которой вчера был Раскольников, приходивший
закладывать ей часы и делать свою пробу… Он давно уже знал всё про эту Лизавету, и даже
та его знала немного. Это была высокая, неуклюжая, робкая и смиренная девка, чуть не
идиотка, тридцати пяти лет, бывшая в полном рабстве у сестры своей, работавшая на нее
день и ночь, трепетавшая перед ней и терпевшая от нее даже побои. Она стояла в раздумье с
узлом перед мещанином и бабой и внимательно слушала их. Те что-то ей с особенным жаром
толковали. Когда Раскольников вдруг увидел ее, какое-то странное ощущение, похожее на
глубочайшее изумление, охватило его, хотя во встрече этой не было ничего изумительного.
— Вы бы, Лизавета Ивановна, и порешили самолично, — громко говорил мещанин. —
Приходите-тко завтра, часу в семом-с. И те прибудут.
— Завтра? — протяжно и задумчиво сказала Лизавета, как будто не решаясь.
— Эк ведь вам Алена-то Ивановна страху задала! — затараторила жена торговца,
бойкая бабенка. — Посмотрю я на вас, совсем-то вы как робенок малый. И сестра она вам не
родная, а сведенная, а вот какую волю взяла.
— Да вы на сей раз Алене Ивановне ничего не говорите-с, — перебил муж, — вот мой
совет-с, а зайдите к нам не просясь. Оно дело выгодное-с. Потом и сестрица сами могут
сообразить.
— Аль зайти?
— В семом часу, завтра; и от тех прибудут-с; самолично и порешите-с.
— И самоварчик поставим, — прибавила жена.
— Хорошо, приду, — проговорила Лизавета, всё еще раздумывая, и медленно стала с
места трогаться.
Раскольников тут уже прошел и не слыхал больше. Он проходил тихо, незаметно,
стараясь не проронить ни единого слова. Первоначальное изумление его мало-помалу
сменилось ужасом, как будто мороз прошел по спине его. Он узнал, он вдруг, внезапно и
совершенно неожиданно узнал, что завтра, ровно в семь часов вечера, Лизаветы, старухиной
сестры и единственной ее сожительницы, дома не будет и что, стало быть, старуха, ровно в
семь часов вечера, останется дома одна.
До его квартиры оставалось только несколько шагов. Он вошел к себе, как
приговоренный к смерти. Ни о чем он не рассуждал и совершенно не мог рассуждать; но
всем существом своим вдруг почувствовал, что нет у него более ни свободы рассудка, ни
воли и что всё вдруг решено окончательно.
Конечно, если бы даже целые годы приходилось ему ждать удобного случая, то и тогда,
имея замысел, нельзя было рассчитывать наверное, на более очевидный шаг к успеху этого
замысла, как тот, который представлялся вдруг сейчас. Во всяком случае, трудно было бы
узнать накануне и наверно, с большею точностию и с наименьшим риском, без всяких
опасных расспросов и разыскиваний, что завтра, в таком-то часу, такая-то старуха, на
которую готовится покушение, будет дома одна-одинехонька.

VI

Впоследствии Раскольникову случилось как-то узнать, зачем именно мещанин и баба
приглашали к себе Лизавету. Дело было самое обыкновенное и не заключало в себе ничего
такого особенного. Приезжее и забедневшее семейство продавало вещи, платье и проч., всё
женское. Так как на рынке продавать невыгодно, то и искали торговку, а Лизавета этим