Page 115 - СКАЗКИ

колбасу Трезорке бросил: «Пиль, Трезорушка, пиль!» – а Трезорка ему фалду оторвал. В
третий раз взял с собой рублевую бумажку замасленную – думал, на деньги пес пойдет; а
Трезорка, не будь прост, такого трезвону поднял, что со всего квартала собаки сбежались:
стоят да дивуются, с чего это хозяйский пес на своего хозяина заливается?
Тогда купец Воротилов собрал домочадцев и при всех сказал Трезорке:
– Препоручаю тебе, Трезорка, все мои потроха; и жену, и детей, и имущество – стереги!
Принесите Трезорке помоев!
Понял ли Трезорка хозяйскую похвалу, или уж сам собой, в силу собачьей природы,
лай из него, словно из пустой бочки, валил – только совсем он с тех пор иссобачился. Одним
глазом спит, а другим глядит, не лезет ли кто в подворотню; скакать устанет – ляжет, а
цепью все-таки погромыхивает: «Вот он я!» Накормить его позабудут – он даже очень рад:
ежели, дескать, каждый-то день пса кормить, так он, чего доброго, в одну неделю разопсеет!
Пинками его челядинцы наделят – он и в этом полезное предостережение видит, потому что,
ежели пса не бить, он и хозяина, того гляди, позабудет.
– Надо с нами, со псами, сурьезно поступать, – рассуждал он, – и за дело бей, и без дела
бей – вперед наука! Тогда только мы, псы, настоящими псами будем!
Одним словом, был пес с принципами и так высоко держал свое знамя, что прочие псы
поглядят-поглядят, да и подожмут хвост – куды тебе!
Уж на что Трезорка детей любил, однако и на их искушения не сдавался. Подойдут к
нему хозяйские дети:
– Пойдем, Трезорушка, с нами гулять!
– Не могу.
– Не смеешь?
– Не то что не смею, а права не имею.
– Пойдем, глупый! мы тебя потихоньку… никто и не увидит!
– А совесть?
Подожмет Трезорка хвост и спрячется в конуру, от соблазна подальше.
Сколько раз и воры сговаривались: «Поднесемте Трезорке альбом с видами
Замоскворечья»; но он и на это не польстился.
– Не требуется мне никаких видов,– сказал он,– на этом дворе я родился, на нем же и
старые кости сложу – каких еще видов нужно! Уйдите до греха!
Одна за Трезоркой слабость была: Кутьку крепко любил, но и то не всегда, а временно.
Кутька на том же дворе жила и тоже была собака добрая, но только без принципов.
Полает и перестанет. Поэтому ее на цепи не держали, а жила она больше при хозяйской
кухне и около хозяйских детей вертелась. Много она на своем веку сладких кусков съела и
никогда с Трезоркой не поделилась; но Трезорка нимало за это на нее не претендовал: на то
она и дама, чтобы сладенько поесть! Но когда Кутькино сердце начинало говорить, то она
потихоньку взвизгивала и скреблась лапой в кухонную дверь. Заслышав эти тихие
всхлипыванья, Трезорка, с своей стороны, поднимал такой неистовый и, так сказать,
характерный вой, что хозяин, понимая его значение, сам спешил на выручку своего
имущества. Трезорку спускали с цепи и на место его сажали дворника Никиту. А Трезорка с
Кутькой, взволнованные, счастливые, убегали к Серпуховским воротам.
В эти дни купец Воротилов делался зол, так что когда Трезорка возвращался утром из
экскурсии, то хозяин бил его арапником нещадно. И Трезорка, очевидно, сознавал свою
вину, потому что не подбегал к хозяину гоголем, как это делают исполнившие свой долг
чиновники, а униженно и поджавши хвост подползал к ногам его; и не выл от боли под
ударами арапника, а потихоньку взвизгивал: «Меа culpa! mea maxima culpa!» note_155. В
сущности, он был слишком умен, чтобы не понимать, что, поступая таким образом, хозяин

note_155
Меа сulра! mеа mахimа сulра! -(мой грех! мой тягчайший грех!) – Формула раскаяния в грехах во время
исповеди, принятая у католиков с XI в.