Page 197 - СКАЗКИ
P. 197

Но увы! – этому скромному торжеству был сужден скорый и немилостивый конец. Не
               успело  оно  достигнуть  своего  апогея,  как  человеконенавистничество  уже  прозрело.  Оно
               поняло, что ежели будет принят воблушкин метод мирного приведения рода человеческого в
               остолбенение, то  в  кознодействах  его  не  встретится  больше  надобности.  Что  здание  свар,
               лжей  и  клевет,  с  таким  усилием  воздвигнутое, окажется  стоящим  на  песке  и  рухнет  само
               собой…
                     Тревожимые опасениями, злопамятные открыли поход.
                     – Прекрасно,  –  говорили  они,  –  мы  с  удовольствием  допускаем,  что  общество
               отрезвилось,  что  химера  упразднена,  а  на  место  ее  вступила  в  свои  права  здоровая,
               неподкрашенная жизнь. Но надолго ли? но прочно ли наше отрезвление? – вот в чем вопрос.
               В  этом  смысле  мирный  характер,  который  ознаменовал  процесс  нашего  возрождения,
               наводит на очень серьезные мысли. До сих пор мы знали, что заблуждения не так-то легко
               полагают  оружие  даже  перед  очевидностью  совершившихся  фактов,  а  тут  вдруг,
               нежданно-негаданно,  благодаря  авторитету  пословицы  –  положим,  благонамеренной  и
               освященной вековым опытом, но все-таки не более как пословицы, – является радикальное и
               повсеместное отрезвление! Полно, так ли это? искренно ли состоявшееся на наших глазах
               обращение? не представляет ли оно искусного компромисса или временного modus vivendi
               note_231,  допущенного  для  отвода  глаз?  И  нет  ли  в  самых  приемах,  которыми
               сопровождалось возрождение, признаков того легковесного либерализма, который, избегая
               такие  испытанные  средства,  как  ежовые  рукавицы,  мечтает  кроткими  мерами  разогнать
               тяготеющую над нами хмару? Не забывается ли при этом слишком легко, что общество наше
               есть не что иное, как разношерстный и бесхарактерный агломерат всевозможных веяний и
               наслоений,  и  что  с  успехом  действовать  на  этот  агломерат  можно  лишь  тогда,  когда
               разнообразные  элементы,  его  составляющие,  предварительно  приведены  к  одному
               знаменателю?
                     Некоторое  время,  впрочем,  эта  инсинуация  оказывала  мало  действия.  Слишком  уже
               явную услугу оказала воблушка, чтоб можно было легко потрясти ее авторитет. По милости
               ее,  был  найден  настоящий,  здоровый  тон  жизни,  который  сейчас  же  усвоили,  сначала  в
               салонах, потом в трактирах, потом… Дамочки радовались и говорили: «Теперь у нас балы
               начнутся». Гостинодворцы развертывали материи и ожидали оживления промышленности.
                     Но увы! – балы кончились, и все шампанское, какое было в трактирах, было за здоровье
               воблушки выпито… надо было идти дальше. Кроме торжеств и ликований, предстояло еще
               нечто,  о  чем  в  пылу  восторгов  не  подумали.  А  именно:  необходимо  отыскать  «здоровое
               дело», к которому можно было бы «здоровый тон» применить.
                     И вот тут-то совершилось нечто необыкновенное. Оказалось, что понятие об деле так
               смутно, что никто даже по имени не может его назвать. Все говорят: «Надо дело делать», но
               какое – не знают. А вобла похаживает между тем среди возрожденной толпы – и тоже ничего
               не знает и только самодовольно выкрикивает: «Не растут уши выше лба! не растут!»
                     – Помилуй, воблушка! да ведь это только «тон», а не «дело», – возражают ей, – дело-то
               какое предстоит – вот ты что скажи!
                     А кроме того, тут же сбоку выскочил и другой вопрос: если настоящее дело наконец и
               откроется – кто его делать будет?
                     – Вы, Иван Иваныч, будете дело делать?
                     – Где мне, Иван Никифорыч! Моя изба с краю… вот разве вы…
                     – Что вы! что вы! разве я об двух головах! ведь я, батюшка, не забыл…
                     И таким образом все. У одного – изба с краю, другой – не об двух головах, третий –
               чего-то не забыл… Все глядят, как бы в подворотню проскочить, у всех сердце не на месте и
               руки как плети…
                     «Уши  выше  лба  не  растут!»  –  хорошо  это  сказано,  сильно,  а  дальше  что?  На  стене

                 note_231
                   modus vivendi - сосуществования.
   192   193   194   195   196   197   198   199   200   201   202