Page 196 - СКАЗКИ

излюбленные довольно-таки гордо себя повели: «Мы-ста, да вы-ста… повергнуть наши
умные мысли на усмотрение!» Только и слов. А воблушка сидит себе скромненько в углу и
думает про себя: «Ладно! моя речь еще впереди». И действительно: раз повергли, в другой –
повергли, в третий – опять было повергнуть собрались, да концов с концами свести не могут.
Вот тут-то воблушка и оказала себя. Выждала минутку, когда у всех в горле пересохло, и
говорит: «Повергать, говорит, мы только тогда можем, коли нас спрашивают, а ежели не
спрашивают, то должны мы сидеть смирно и получать присвоенное содержание».– «Как так?
почему?» – «А потому, говорит, что так исстари заведено: коли спрашивают – повергай! а не
спрашивают – сиди и памятуй, что выше лба уши не растут!» И вдруг от этих простых
воблушкиных слов у всех словно пелена с глаз упала!
– Откуда у тебя такая ума палата? – обступили ее со всех сторон, – ведь кабы не ты, мы,
наверное бы, с Макаром, телят не гоняющим, познакомились!
А воблушка скромно радовалась своему подвигу и объясняла:
– Оттого я так умна, что своевременно меня провялили. С тех пор меня точно свет
осиял: ни лишних чувств, ни лишних мыслей, ни лишней совести – ничего во мне нет.
– Правильно! – согласились излюбленные люди и тут же раз навсегда постановили: –
Коли спрашивают – повергать! а не спрашивают – сидеть и получать присвоенное
содержание…
Пробовала вяленая вобла и заблуждения человеческие судить – и тоже хорошо у ней
вышло. Тут она наглядным образом доказала, что ежели лишние мысли и лишние чувства
без нужды осложняют жизнь, то лишняя совесть и тем паче не ко двору. Лишняя совесть
наполняет сердца робостью, останавливает руку, которая готова камень бросить, шепчет
судье: «Проверь самого себя!» А ежели у кого совесть, вместе с прочей требухой, из нутра
вычистили, у того завсегда камней – полна пазуха. Смотрит себе вяленая вобла, не
сморгнувши, на заблуждения человеческие и знай себе камешками пошвыривает. Каждое
заблуждение у ней под номером значится, и против каждого камешек припасен – тоже под
номером. Остается только нелицеприятную бухгалтерию вести. Око за око, номер за номер.
Ежели следует искалечить полностью – полностью искалечь. Ежели следует искалечить в
частности – искалечь частицу. И так она этою своею резонностью всем понравилась, что про
совесть скоро никто и вспоминать без смеха не мог…
Но больше всего была богата последствиями добровольческая воблушкина
деятельность по распространению здравых мыслей в обществе. С утра до вечера не
уставаючи ходила она по градам и весям и все одну песню пела: «Не расти ушам выше лба!
не расти!» И не то чтоб с азартом пела, а солидно, рассудительно, так что и рассердиться на
нее было не за что.
Надо сказать, впрочем, правду; общество, к которому обращались поучения воблы, не
представляло особенной устойчивости. Были в нем и убежденные люди, но более преобладал
пестрый человек.
Убежденные люди надрывались, мучались, метались, вопрошали и, вместо ответа,
видели перед собой запертую дверь. Пестрые люди следили в недоумении за их потугами и в
то же время ощущали присутствие железного кольца, которое с каждым днем все больше и
больше стягивалось. «Кто-то нас выручит? кто-то подходящее слово скажет?..» –
ежемгновенно тосковали они, озираясь кругом.
При таких условиях обыкновенно наступает короткий период задумчивости: пестрые
люди уже решились, но, для начала, еще стыдятся. Затем пестрая масса начинает
мало-помалу волноваться. Больше, больше – и вдруг вопль: «Не растут уши выше лба, не
растут!»
Общество отрезвилось. Происходит процесс поголовного освобождения от лишних
мыслей, лишних чувств и лишней совести. Это зрелище до такой степени умилительное, что
даже клеветники и человеконенавистники на время умолкают. Они вынуждены сознаться,
что простая вобла, с провяленными молоками и выветрившимся мозгом, совершила такие
чудеса отрезвления, о которых они и гадать не смели.