Page 135 - Война и мир 1 том
P. 135

– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб-офицер, – а другое, я не могу понять; я
               сам  там  всё  время  был  и  распоряжался  и  только  что  отъехал…  Жарко  было,  правда, –
               прибавил он скромно.
                     Кто-то  сказал,  что  капитан  Тушин  стоит  здесь  у  самой  деревни,  и  что  за  ним  уже
               послано.
                     – Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
                     – Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб-офицер, приятно
               улыбаясь Болконскому.
                     – Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
                     Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из-за спин генералов.
               Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин
               не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
                     – Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на
               капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
                     Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его
               вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что
               до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он
               стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
                     – Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
                     – Вы бы могли из прикрытия взять!
                     Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся
               подвести  этим  другого  начальника  и  молча,  остановившимися  глазами,  смотрел  прямо  в
               лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
                     Молчание  было  довольно  продолжительно.  Князь  Багратион,  видимо,  не  желая  быть
               строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей
               исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
                     – Ваше  сиятельство, –  прервал  князь  Андрей  молчание  своим  резким  голосом, –  вы
               меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и
               лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
                     Князь  Багратион  и  Тушин  одинаково  упорно  смотрели  теперь  на  сдержанно  и
               взволнованно говорившего Болконского.
                     – И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, –
               то  успехом  дня  мы  обязаны  более  всего  действию  этой  батареи  и  геройской  стойкости
               капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и
               отошел от стола.
                     Князь  Багратион  посмотрел  на  Тушина  и,  видимо  не  желая  выказать  недоверия  к
               резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить
               ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
                     – Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
                     Князь  Андрей  оглянул  Тушина  и,  ничего  не  сказав,  отошел  от  него.  Князю  Андрею
               было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.


                     «Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя
               на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил
               непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и
               чувство  одиночества  сливались  с  чувством  боли.  Это  они,  эти  солдаты,  раненые  и
               нераненые, –  это  они-то  и  давили,  и  тяготили,  и  выворачивали  жилы,  и  жгли  мясо  в  его
               разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
                     Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне
               бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел
               худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина,
   130   131   132   133   134   135   136   137   138   139   140