Page 140 - Война и мир 1 том
P. 140

замечали,  что  я  женщина?  Да,  я  женщина,  которая  может  принадлежать  всякому  и  вам
               тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но
               должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
                     Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как
               это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось,
               что это нехорошо почему-то), но он знал, что это будет.
                     Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою
               для  себя  красавицею,  какою  он  видал  ее  каждый  день  прежде;  но  он  не  мог  уже  этого
               сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и
               видевший  в  ней  дерево,  увидав  былинку,  снова  увидеть  в  ней  дерево.  Она  была  страшно
               близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград,
               кроме преград его собственной воли.
                     – Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [    Хорошо, я
               вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,]   – сказал голос Анны Павловны.
                     И  Пьер,  со  страхом  вспоминая,  не  сделал  ли  он  чего-нибудь  предосудительного,
               краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с
               ним случилось.
                     Через  несколько  времени,  когда  он  подошел  к  большому  кружку,  Анна  Павловна
               сказала ему:
                     – On  dit  que  vous  embellissez  votre  maison  de  Petersbourg.  [    Говорят,  вы  отделываете
               свой петербургский дом.]
                     (Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем,
               отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
                     – C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme
               le  prince, –  сказала  она,  улыбаясь  князю  Василию. –  J'en  sais  quelque  chose.  N'est-ce  pas?  [
               Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое-что об
               этом знаю. Не правда ли?]   А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на
               меня,  что  я  пользуюсь  правами  старух. –  Она  замолчала,  как  молчат  всегда  женщины,
               чего-то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. –
               И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё
               так же страшно близка ему. Он промычал что-то и покраснел.
                     Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что
               же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про
               которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он
               понял, что эта женщина может принадлежать ему.
                     «Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что-то гадкое есть в том
               чувстве,  которое  она  возбудила  во  мне,  что-то  запрещенное.  Мне  говорили,  что  ее  брат
               Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого
               услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он;
               и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он
               заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из-за первых,
               что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой,
               как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней
               думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою-то дочерью князя
               Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не
               приходила  мне  в  голову  эта  мысль?»  И  опять  он  говорил  себе,  что  это  невозможно;  что
               что-то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он
               вспоминал  ее  прежние  слова,  взгляды,  и  слова  и  взгляды  тех,  кто  их  видал  вместе.  Он
               вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи
               таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж
               себя чем-нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не
               должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны
   135   136   137   138   139   140   141   142   143   144   145