Page 139 - Война и мир 1 том
P. 139

Пьер  почувствовал  себя  польщенным  этим.  Анна  Павловна  с  своим  обычным  искусством
               устроила  кружки  своей  гостиной.  Большой  кружок,  где  были  князь  Василий  и  генералы,
               пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться
               к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле
               битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить
               в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
                     – Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [    У меня есть на вас виды в этот вечер.]
               Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable
               pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [
               Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к
               вам обожание. Побудьте с ней минут 10.]    А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый
               граф, который не откажется за вами следовать.
                     Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя,
               показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
                     – Не  правда  ли,  она  восхитительна? –  сказала  она  Пьеру,  указывая  на  отплывающую
               величавую красавицу. – Et quelle tenue! [    И как держит себя!]   Для такой молодой девушки
               и такой такт, такое мастерское  уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив
               будет  тот,  чьей  она  будет!  С  нею  самый  несветский  муж  будет  невольно  занимать  самое
               блестящее  место  в  свете.  Не  правда  ли?  Я  только  хотела  знать  ваше  мнение, –  и  Анна
               Павловна отпустила Пьера.
                     Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве
               Элен держать себя. Ежели он когда-нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о
               том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо-достойною в свете.
                     Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое
               обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала
               на  племянницу,  как  бы  спрашивая,  что  ей  делать  с  этими  людьми.  Отходя  от  них,  Анна
               Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
                     – J'espere,  que  vous  ne  direz  plus  qu'on  s'ennuie  chez  moi,  [    Надеюсь,  вы  не  скажете
               другой раз, что у меня скучают,]   – и взглянула на Элен.
                     Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности,
               чтобы кто-либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила
               слюни и по-французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с
               тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора
               Элен  оглянулась  на  Пьера  и  улыбнулась  ему  той  улыбкой,  ясной,  красивой,  которой  она
               улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не
               обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок,
               которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна
               Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
                     – Это,  верно,  делано  Винесом, –  сказал  Пьер,  называя  известного  миниатюриста,
               нагибаясь  к  столу,  чтоб  взять  в  руки  табакерку,  и  прислушиваясь  к  разговору  за  другим
               столом.
                     Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее.
               Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на
               вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся
               всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими
               близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его
               губ,  что  ему  стоило  немного  нагнуться,  чтобы  прикоснуться  до  нее.  Он  слышал  тепло  ее
               тела,  запах  духов  и  скрып  ее  корсета  при  движении.  Он  видел  не  ее  мраморную  красоту,
               составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое
               было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем
               возвратиться к раз объясненному обману.
                     «Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не
   134   135   136   137   138   139   140   141   142   143   144