Page 149 - Война и мир 1 том
P. 149

Non, de grace, faites cela pour moi. [    Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше
               люблю  в  вашем  сереньком  ежедневном  платьице:  пожалуйста,  сделайте  это  для  меня.]
               Катя, –  сказала  она  горничной, –  принеси  княжне  серенькое  платье,  и  посмотрите,  m-lle
               Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
                     Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед
               зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее
               дрожит, приготовляясь к рыданиям.
                     – Voyons,  chere  princesse, –  сказала  m-lle  Bourienne, –  encore  un  petit  effort.  [    Ну,
               княжна, еще маленькое усилие.]
                     Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
                     – Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
                     Голоса  ее,  m-lle  Bourienne  и  Кати,  которая  о  чем-то  засмеялась,  сливались  в  веселое
               лепетанье, похожее на пение птиц.
                     – Non, laissez-moi, [   Нет, оставьте меня,]    – сказала княжна.
                     И  голос  ее  звучал  такой  серьезностью  и  страданием,  что  лепетанье  птиц  тотчас  же
               замолкло.  Они  посмотрели  на  большие,  прекрасные  глаза,  полные  слез  и  мысли,  ясно  и
               умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
                     – Au  moins  changez  de  coiffure, –  сказала  маленькая  княгиня. –  Je  vous  disais, –  с
               упреком сказала она, обращаясь к m-lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce
               genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [    По крайней мере,
               перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет.
               Перемените, пожалуйста.]
                     – Laissez-moi,  laissez-moi,  tout  ca  m'est  parfaitement  egal,  [    Оставьте  меня,  мне  всё
               равно,]  – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
                     M-lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна.
               Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на
               них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не
               внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали,
               что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих
               решениях.
                     – Vous  changerez,  n'est-ce  pas?  [    Вы  перемените,  не  правда  ли?]    –  сказала  Лиза,  и
               когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
                     Княжна  Марья  осталась  одна.  Она  не  исполнила  желания  Лизы  и  не  только  не
               переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и
               руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и
               непонятно-привлекательное  существо,  переносящее  ее  вдруг  в  свой,  совершенно  другой,
               счастливый  мир.  Ребенок  свой,  такой,  какого  она  видела  вчера  у  дочери  кормилицы, –
               представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка.
               «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
                     – Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из-за двери голос горничной.
                     Она  очнулась  и  ужаснулась  тому,  о  чем  она  думала.  И  прежде  чем  итти  вниз,  она
               встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа
               Спасителя,  простояла перед  ним  с  сложенными  несколько  минут  руками.  В  душе  княжны
               Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к
               мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но
               главною,  сильнейшею  и  затаенною  ее  мечтою  была  любовь  земная.  Чувство  было  тем
               сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, –
               говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так,
               навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот
               вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи,
               не  волнуйся,  не  завидуй.  Будущее  людей  и  твоя  судьба  должна  быть  неизвестна  тебе;  но
               живи  так,  чтобы  быть  готовой  ко  всему.  Если  Богу  угодно  будет  испытать  тебя  в
   144   145   146   147   148   149   150   151   152   153   154