Page 132 - Война и мир 2 том

знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою
душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того,
что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть
мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как
никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей,
которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза
князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех.
Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к
чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда
людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые
покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Была одна странница, Федосьюшка, 50-ти-летняя, маленькая, тихенькая, рябая
женщина, ходившая уже более 30-ти лет босиком и в веригах. Ее особенно любила княжна
Марья. Однажды, когда в темной комнате, при свете одной лампадки, Федосьюшка
рассказывала о своей жизни, – княжне Марье вдруг с такой силой пришла мысль о том, что
Федосьюшка одна нашла верный путь жизни, что она решилась сама пойти странствовать.
Когда Федосьюшка пошла спать, княжна Марья долго думала над этим и наконец решила,
что как ни странно это было – ей надо было итти странствовать. Она поверила свое
намерение только одному духовнику-монаху, отцу Акинфию, и духовник одобрил ее
намерение. Под предлогом подарка странницам, княжна Марья припасла себе полное
одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок. Часто подходя к заветному
комоду, княжна Марья останавливалась в нерешительности о том, не наступило ли уже
время для приведения в исполнение ее намерения.
Часто слушая рассказы странниц, она возбуждалась их простыми, для них
механическими, а для нее полными глубокого смысла речами, так что она была несколько
раз готова бросить всё и бежать из дому. В воображении своем она уже видела себя с
Федосьюшкой в грубом рубище, шагающей с палочкой и котомочкой по пыльной дороге,
направляя свое странствие без зависти, без любви человеческой, без желаний от угодников к
угодникам, и в конце концов, туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и
блаженство.
«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить – пойду дальше. И
буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где-нибудь, и приду наконец в ту
вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
Но потом, увидав отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении,
потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше,
чем Бога.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

I

Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием
блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в
падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в
поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим
мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть
виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи
праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну
сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной
праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой-то обязательной и
безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной