Page 134 - Война и мир 2 том
P. 134
Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал
забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать
себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо
сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения
тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции,
дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в
сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал
вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели.
Новое в них било какое-то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и
которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже
двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней
было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как
приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на
него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой,
тринадцатилетний, красивый, весело и умно-шаловливый мальчик, у которого уже ломался
голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая-то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала
его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в
Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей,
и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на
год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть
иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с
нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была
влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела
совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на
сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не
видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что-нибудь не то, в этом предполагаемом
браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о
сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в
глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным
чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского
счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать
его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она
весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз,
как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий
раз: – он отличный человек.