Page 15 - Война и мир 2 том

потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер
вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился.
Дым, особенно-густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого
выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги
Долохова, и из-за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок,
другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что-то
сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще
несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая
рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно
и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он
с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти
пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем
дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой
к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел,
отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали,
но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял
пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки,
прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов,
Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик
Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за
голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая
непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и
повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы,
которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову,
взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно-изменившееся и
неожиданно восторженно-нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, –
где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не
перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал,
сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с
матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова
ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что
Долохов, этот буян, бретёр-Долохов жил в Москве с старушкой-матерью и горбатой сестрой,
и был самый нежный сын и брат.

VI