Page 181 - Война и мир 2 том

оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших
жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась
красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама
оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и
улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете,
перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот
приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, –
говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние
аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места
запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые
и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с
жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.

IX

На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины,
изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели
девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье,
сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они
пели что-то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к
ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и
кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба
замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом
платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они
пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене,
которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это
было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать
музыку: она видела только крашеные картоны и странно-наряженных мужчин и женщин,
при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно
было представлять, но всё это было так вычурно-фальшиво и ненатурально, что ей
становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на
лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней;
но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное,
как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она
попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных
женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с
тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет,
разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало-по-малу начинала
приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где
она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно,
без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту