Page 179 - Война и мир 2 том
P. 179
остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним
достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как
ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, –
сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое
лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но
всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь
принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и
громко шутила за столом с графом и другими гостями.
VIII
В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи
Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу,
дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша,
ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой-то глупой
робостью перед чем-то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила
бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто
смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я
вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его
одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет,
лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого
ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не
заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так
долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках
Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало
было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять
любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее
сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в
мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем
и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых
подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф,
поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими
афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из-за притворенных дверей уже слышались звуки
музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [ Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер
учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала
слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и