Page 176 - Война и мир 2 том

была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея
ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было
продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в
Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не
топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья
Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно
предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой
Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее
все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем
свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости,
страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке,
она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в
остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням,
одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к
ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три-четыре
гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые
книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила
только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке,
пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками
спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым
видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих
и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о
том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не
здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. –
Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за
капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, –
крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать!
Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое
слегка-презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по
порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, –
сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день.
Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув
Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь
слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? –
она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится
сын-то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним
прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к
Иверской, а потом и к Обер-Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня
не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне
приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая
мода. Да у тебя-то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на
подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в
Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу
куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой