Page 22 - Война и мир 2 том

– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто-то! – сказала она, держа раму и не затворяя
ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не
знает по-русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила
переднюю, она в окно видела, что какой-то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла
на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с
испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще
пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И
какой-то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что-то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что-то сказал голос, что-то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали
быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна
Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту
же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой,
показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это
был он, но бледный и худой, и с измененным, странно-смягченным, но тревожным
выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и
не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который
вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять
вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и,
скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.

IX

Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что
отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный,
прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно
улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на
котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно,
остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за
что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала
значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. –
Она вопросительно, детски-укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не
удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого
отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна
посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять
подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и
прислушивались.
– Allez, mon ami, [ Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять
пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая-то женщина вышла из ее комнаты
с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел
так несколько минут. Жалкие, беспомощно-животные стоны слышались из за двери. Князь
Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто-то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате.