Page 83 - Война и мир 2 том

– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и
Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат,
Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти.
Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это
бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку,
как будто желая взять что-то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело,
засуетились, зашептались, передавая что-то один другому, и паж, тот самый, которого вчера
видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой
и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте.
Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к
Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя,
и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он
делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы
солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был
счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова
рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило-жил крест к груди
Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен
прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к
мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который
что-то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал
глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или
не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что-нибудь сделать? Но ему
ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с
французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские
и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на
Лазарева. Гул говора русского-французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два
офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву-то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было
Napoleon, France, bravoure; [ Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie,
grandeur; [ Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день
Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев.
Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет
преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не
спросить у него, что с ним сделалось: так странно-мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?