Page 103 - Война и мир 3 том

XVIII

Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из
Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни
и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью
отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно показали Пьеру, что
французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме,
что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться,
то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители
могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чиги-
ринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая
туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем
невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал
себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и
глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как
за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите,
войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме
Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно-взволнованным
голосом. – Ведь надо наконец на что-нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из
Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шут-
ливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княж-
ною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порас-
сказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем
взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут.
По улицам ходить нельзя. А главное, нынче-завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об
одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни
есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сде-
лать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что-то шепча, при-
села на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности ника-
кой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью
отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам
настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни
был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава.