Page 99 - Война и мир 3 том

князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали
опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке
французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les
chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [ «Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как
увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни,
дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о
кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, оче-
видно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Рос-
сия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая
продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше
для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмот-
рел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров,
и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от
чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко-насмешливое выражение светилось на пухлом лице
Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Совет-
чиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там
в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал
Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов
притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал
слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно
ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею
и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. –
Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал
говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Куту-
зов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient à point à celui qui sait attendre.
[Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем
здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох,
советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не
заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы
Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять кре-
пость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а
нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время)
посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. –
Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, прогово-
рил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его
залоснились слезами.
– Однако должно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.

– Должно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех

двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voilà
le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? –
спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его
блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как
князь Андрей все-таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon