Page 108 - Война и мир 3 том
P. 108

После потери Шевардинского редута к утру 25-го числа мы оказались без позиции на
                  левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно
                  укреплять его где ни попало.
                        Но мало того, что 26-го августа русские войска стояли только под защитой слабых, некон-
                  ченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачаль-
                  ники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перене-
                  сения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции
                  от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время
                  сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей
                  французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия
                  Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от
                  хода сражения действия.)
                        Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки
                  наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают
                  его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько
                  только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери
                  Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности
                  с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только
                  немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было
                  удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.

                                                               XX

                        25- го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы,
                  ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благове-
                  стили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой-то конный
                  полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчераш-
                  нем деле. Возчики-мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной сто-
                  роны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых,
                  прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные
                  тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, пры-
                  гали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую
                  шляпу и зеленый фрак Пьера.
                        Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерий-
                  ский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер
                  остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из-за откоса горы солнце не доста-
                  вало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское
                  утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле
                  самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под
                  задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
                        Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее
                  здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
                        – Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
                        Пьер  так  задумался,  что  не  расслышал  вопроса.  Он  смотрел  то  на  кавалерийский,
                  повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на кото-
                  рой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение
                  занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку.
                  Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос
                  у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик,
   103   104   105   106   107   108   109   110   111   112   113