Page 112 - Война и мир 3 том

– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побро-
сав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной
дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними сол-
даты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная
из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех
сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди перемени-
лись, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно
сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была
убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми
головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на
очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял
прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца
молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма рус-
ского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью,
оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков,
узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьез-
ным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на
икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно
петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по
бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало
опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под
горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще
опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто-то, вероятно, очень
важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к
молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой
головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей,
раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился при-
вычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За
Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратив-
шего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продол-
жали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланя-
ясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подер-
гивалась от усилий. Наконец он встал и с детски-наивным вытягиванием губ приложился к
иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его при-
меру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнован-
ными лицами, полезли солдаты и ополченцы.

XXII

Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей-то голос. Пьер оглянулся.