Page 139 - Война и мир 3 том

того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекар-
ствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон
продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все
просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un
feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m-r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к импе-
ратору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к
победе, а не к завтраку, m-r de Beausset позволил себе игриво-почтительно заметить, что нет в
мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блажен-
ная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плыву-
щим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счаст-
ливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда,
когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем
вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же
proclamation courte et énergique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же,
он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде,
даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал
волшебно-бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение
батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes
de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы,
но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необхо-
димости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух-трех распоряжений, двух-трех фраз скакали с поздравлениями и
веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux
de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и
Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди,
Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что-то
странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то,
что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он,
испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны,
все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что соверша-
лось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолже-
ние восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он
знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь –
на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не
было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни
корпусов войск, когда глядел на скрытно-печальные лица окружающих и слушал донесения о
том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновиде-
ниях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погу-