Page 140 - Война и мир 3 том

бить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное
ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумы-
вал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей
представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представля-
ется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем
страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бес-
сильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощ-
ного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Напо-
леоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив
локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться,
в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому
ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного
ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Напо-
леон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и изму-
чивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах).
Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов,
непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не пере-
ставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство,
которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь
и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела,
которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим
от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужас-
ным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в
дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и
презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas démolir ma garde, [За три тысячи двести верст
от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал
назад, к Шевардину.

XXXV

Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ков-
ром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распо-
ряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик,
посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше
подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания,
когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересо-
вался смыслом слов того, что ему говорили, а что-то другое в выражении лиц, в тоне речи доно-
сивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом пони-
мал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку,
и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на кото-