Page 147 - Война и мир 3 том
P. 147

не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим
                  детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожидан-
                  ное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он
                  вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и
                  тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность
                  к ней, еще живее и сильнее, чем когда-либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту
                  связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распух-
                  шие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость
                  и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
                        Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над
                  людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
                        «Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к вра-
                  гам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и
                  которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне,
                  ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»

                                                            XXXVIII

                        Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяже-
                  стью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием
                  бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона,
                  который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную
                  силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в
                  которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился
                  к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и
                  охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не
                  поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя при-
                  чиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение
                  взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на
                  себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и
                  груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел
                  для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего
                  он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте,
                  начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того
                  чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согла-
                  сился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
                        Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на
                  русских, но что русские все так же стоят.
                        – Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
                        – Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
                        – Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
                        – Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez
                  leur-en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
                        И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что
                  думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный
                  мир призраков какого-то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода,
                  воображает себе, что она что-то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую,
                  печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
   142   143   144   145   146   147   148   149   150   151   152