Page 170 - Война и мир 3 том
P. 170
а перевел, и перевел-то скверно, потому что ты и по-французски, дурак, не знаешь». Что же
вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты измен-
ник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не
видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд,
и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрян-
ной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где-то
лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут
у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в
одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что
же сделал! Нашел мерзавца живописца…
XI
В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза
рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что-то и, как только вошел
Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. –
Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous,
[Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было
что-то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien
informé, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и
надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят
погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский
и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с
другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего
отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего
почт-директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали
ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения.
Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам
прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это
не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voilà, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче преж-
него вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную
казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об
оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать
вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими
господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно,
спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват,
он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes à la veille d'un désastre publique, et
je n'ai pas le temps de dire des gentillesses à tous ceux qui ont affaire à moi. Голова иногда кругом
идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего
бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший,
что вы предпринимаете, вы лично?]