Page 170 - Война и мир 3 том
P. 170

а перевел, и перевел-то скверно, потому что ты и по-французски, дурак, не знаешь». Что же
                  вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты измен-
                  ник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не
                  видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд,
                  и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрян-
                  ной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где-то
                  лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут
                  у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в
                  одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что
                  же сделал! Нашел мерзавца живописца…

                                                               XI

                        В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
                        Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза
                  рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что-то и, как только вошел
                  Пьер, замолчал и вышел.
                        – А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. –
                  Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous,
                  [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было
                  что-то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien
                  informé, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и
                  надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят
                  погубить Россию.
                        – Да, я масон, – отвечал Пьер.
                        – Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский
                  и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с
                  другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего
                  отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего
                  почт-директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали
                  ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения.
                  Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам
                  прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
                        – Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
                        – Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
                        – Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это
                  не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
                        – Nous y voilà, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче преж-
                  него вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную
                  казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об
                  оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать
                  вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими
                  господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно,
                  спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват,
                  он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes à la veille d'un désastre publique, et
                  je n'ai pas le temps de dire des gentillesses à tous ceux qui ont affaire à moi. Голова иногда кругом
                  идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего
                  бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший,
                  что вы предпринимаете, вы лично?]
   165   166   167   168   169   170   171   172   173   174   175