Page 35 - Война и мир 3 том
P. 35

качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица сол-
                  дат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом
                  берез.
                        Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казац-
                  кой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую
                  лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова насла-
                  ждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опас-
                  ности.
                        Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха.
                  Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого,
                  что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать
                  обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей
                  опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он
                  не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с
                  Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, ино-
                  гда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку
                  ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься.
                  Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего;
                  он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился
                  корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
                        Только что солнце показалось на чистой полосе из-под тучи, как ветер стих, как будто
                  он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже
                  отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой
                  и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на
                  верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом,
                  как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
                        Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска
                  прискакал адъютант графа Остермана-Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
                        Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под
                  гору и, пройдя через какую-то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади
                  стали взмыливаться, люди раскраснелись.
                        – Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
                        – Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
                        И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан,
                  стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы;
                  повыше ее на горе видны были на чистом-чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, осве-
                  щении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские
                  колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело пере-
                  щелкивающаяся с неприятелем.
                        Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно
                  уже не слышанных. Трап-та-та-тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько
                  выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил
                  кто-то.
                        Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с
                  свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к
                  пушкам на гору.
                        Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
   30   31   32   33   34   35   36   37   38   39   40