Page 9 - Война и мир 3 том

Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все проис-
шедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден
отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество,
еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
(подписал) Александр».]

IV

13-го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо
к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору.
Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех
пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непре-
менно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что
он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда дела-
ется последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично
Наполеону.
Выехав в ночь с 13-го на 14-е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками,
к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он
был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер-офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крик-
нул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остано-
вился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер-офицер, нахмурившись и проворчав какое-то ругательство, надвинулся грудью
лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его:
глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер-офицер послал
солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер-офицер стал говорить с товарищами о своем
полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу,
после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к
почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение
к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из-за туч; в воздухе было свежо и росисто. По
дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали
с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки,
и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на
красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на
их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности,
почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в
одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопут-
ствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал
все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его
быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская
квартира, сколько он знает, находится недалеко.