Page 14 - Война и мир 3 том

Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает
мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся:
он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непре-
менно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Напо-
леону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется
на земле русской», но какое-то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов,
хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отсту-
пили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрог-
нуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и
поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опус-
кая глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более уси-
ливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать
месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того,
чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энер-
гически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман –
только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали
отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от
меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря
на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Бала-
шева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще
быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon
mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] –
говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баден-
скому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы
вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну?
А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне перего-
воры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение
дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала
вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать
выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою
правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения
и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал гово-
рить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскор-
бить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале сви-
дания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.