Page 12 - Война и мир 3 том

чатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился
даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву
поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает,
что он генерал-адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном,
Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву,
выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez-le moi, ije l'enverrai à l'Empereur. [Дайте мне
его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, –
вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зави-
симость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состо-
явший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял
конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. –
Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал-адъютанта его величе-
ства…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице
Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приго-
товленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно ска-
зал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут
иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, осо-
бенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после
нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими
всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу,
на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и
передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображен-
ского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих
мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей
и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и
его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого
отправлял его Александр.

VI

Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность
двора императора Наполеона поразили его.