Page 94 - Война и мир 3 том

– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло
встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как
бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и
чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор
наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться
и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выно-
сили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпу-
щенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым
улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что
же ты ее так-то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все
честно, по закону было. Вот так-то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг-то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя
Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик,
указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в
деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел
верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом
провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз
позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности
за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы
нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, –
говорил он, стыдясь чего-то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел
случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю
встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть
меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего
сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благо-
дарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное,
должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее,
подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он
был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его
добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав,
говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах
слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?