Page 135 - Война и мир 4 том

сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило
любить их.

XX

С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно-насмешливой
улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с
этой минуты что-то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе
Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее
самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С пер-
вого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожало-
валась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать
веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о
нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла
ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро
могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую пере-
мену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся
сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее
самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать
ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась
скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату,
Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее
прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела
на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту
оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и
несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он соби-
рается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выра-
жение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, –
сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать;
научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы
простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда-нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой,
а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила
себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…