Page 130 - Война и мир 4 том

лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое
раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что
поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пье-
ром. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять
свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала
упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не
высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее
и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна
Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне
сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога,
еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все
пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди
много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только
пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что
рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила
о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о
нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи;
но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень
хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему…
ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала
княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой-то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты
понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа,
бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна
Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные.
Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?