Page 157 - Война и мир 4 том

Денисов, отставной, недовольный настоящим положением дел генерал, приехавший в эти
последние две недели, с удивлением и грустью, как на непохожий портрет когда-то любимого
человека, смотрел на Наташу. Унылый, скучающий взгляд, невпопад ответы и разговоры о
детской, было все, что он видел и слышал от прежней волшебницы.
Наташа была все это время грустна и раздражена, в особенности тогда, когда, утешая ее,
мать, брат или графиня Марья старались извинить Пьера и придумать причины его замедле-
ния.
– Все глупости, все пустяки, – говорила Наташа, – все его размышления, которые ни к
чему не ведут, и все эти дурацкие общества, – говорила она о тех самых делах, в великую
важность которых она твердо верила. И она уходила в детскую кормить своего единственного
мальчика Петю.
Никто ничего не мог ей сказать столько успокоивающего, разумного, сколько это малень-
кое трехмесячное существо, когда оно лежало у ее груди и она чувствовала его движение рта
и сопенье носиком. Существо это говорило: «Ты сердишься, ты ревнуешь, ты хотела бы ему
отмстить, ты боишься, а я вот он. А я вот он…» И отвечать нечего было. Это было больше,
чем правда.
Наташа в эти две недели беспокойства так часто прибегала к ребенку за успокоением, так
возилась над ним, что она перекормила его и он заболел. Она ужасалась его болезни, а вместе
с тем этого-то ей и нужно было. Ухаживая за ним, она легче переносила беспокойство о муже.
Она кормила, когда зашумел у подъезда возок Пьера, и няня, знавшая, чем обрадовать
барыню, неслышно, но быстро, с сияющим лицом, вошла в дверь.
– Приехал? – быстрым шепотом спросила Наташа, боясь пошевелиться, чтобы не разбу-
дить засыпавшего ребенка.
– Приехали, матушка, – прошептала няня.
Кровь бросилась в лицо Наташи, и ноги невольно сделали движение; но вскочить и бежать
было нельзя. Ребенок опять открыл глазки, взглянул. «Ты тут», – как будто сказал он и опять
лениво зачмокал губами.
Потихоньку отняв грудь, Наташа покачала его, передала няне и пошла быстрыми шагами
в дверь. Но у двери она остановилась, как бы почувствовав упрек совести за то, что, обра-
довавшись, слишком скоро оставила ребенка, и оглянулась. Няня, подняв локти, переносила
ребенка за перильца кроватки.
– Да уж идите, идите, матушка, будьте покойны, идите, – улыбаясь, прошептала няня, с
фамильярностью, устанавливающейся между няней и барыней.
И Наташа легкими шагами побежала в переднюю. Денисов, с трубкой, вышедший в залу
из кабинета, тут в первый раз узнал Наташу. Яркий, блестящий, радостный свет лился пото-
ками из ее преобразившегося лица.
– Приехал! – проговорила она ему на бегу, и Денисов почувствовал, что он был в восторге
от того, что приехал Пьер, которого он очень мало любил. Вбежав в переднюю, Наташа увидала
высокую фигуру в шубе, разматывающую шарф.
«Он! он! Правда! Вот он! – проговорила она сама с собой и, налетев на него, обняла,
прижала к себе, головой к груди, и потом, отстранив, взглянула на заиндевевшее, румяное и
счастливое лицо Пьера. – Да, это он; счастливый, довольный…»
И вдруг она вспомнила все те муки ожидания, которые она перечувствовала в последние
две недели: сияющая на ее лице радость скрылась; она нахмурилась, и поток упреков и злых
слов излился на Пьера.
– Да, тебе хорошо! Ты очень рад, ты веселился… А каково мне? Хоть бы ты детей пожа-
лел. Я кормлю, у меня молоко испортилось. Петя был при смерти. А тебе очень весело. Да,
тебе весело.