Page 93 - Война и мир 4 том

отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то
же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере,
проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все-таки не
связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина
летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он
опустился куда-то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера
пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц
окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости
товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков
и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги,
кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подо-
шедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных
французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но
когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и гля-
дел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их
замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой
мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выраже-
нию у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал
жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду
яме тело Пети Ростова.

XVI

С 28-го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более тра-
гический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжаю-
щих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в
сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления
из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвар-
дии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч оста-
лось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот
первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы,
от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от
большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других усло-
вий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну
кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины
позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaître à Votre Majesté l'état de ses troupes dans les différents corps
d'année que j'ai été à même d'observer depuis deux ou trois jours dans différents passages. Elles