Page 95 - Война и мир 4 том

прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на
русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей,
главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, –
разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен
положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго
числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там-то первого числа, то третьего
числа, когда можно было предпринять что-нибудь, уже армия эта сделала два перехода и нахо-
дилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много раз-
личных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где непри-
ятель, сообразить что-нибудь выгодное и предпринять что-нибудь новое. Но после четырех-
дневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и
соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг
от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли,
потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно
разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре
в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы сме-
шались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих
сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна
за одной, отдельные части французов, сначала вице-короля, потом Даву, потом Нея. Все они
побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали,
только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно
вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому
не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом,
прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все
пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследу-
ющей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, кото-
рые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани,
поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.

XVIII

Казалось бы, в этой-то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только
можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота
на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – каза-
лось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс
воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны
историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные
его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда
ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное
отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображе-
ниям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смо-
ленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится
принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит: