Page 10 - Двенадцать стульев

Матвеевичу пора было уходить. Все, что имело родиться в этот день, родилось и было
записано в толстые книги. Все желающие повенчаться были повенчаны и тоже записаны в
толстые книги. И не было лишь, к явному разорению гробовщиков, ни одного смертного
случая. Ипполит Матвеевич сложил дела, спрятал в ящик войлочную подушечку, распушил
гребенкой усы и уже было, мечтая об огнедышащем супе, собрался пойти прочь, как дверь
канцелярии распахнулась, на пороге ее появился гробовых дел мастер Безенчук.

— Почет дорогому гостю, — улыбнулся Ипполит Матвеевич. — Что скажешь?
Хотя дикая рожа мастера и сияла в наступивших сумерках, но сказать он ничего не смог.

— Ну? — спросил Ипполит Матвеевич более строго.
— «Нимфа», туды ее в качель, разве товар дает? — смутно молвил гробовой мастер. —
Разве ж она может покупателя удовлетворить? Гроб — он одного лесу сколько требует...
— Чего? — спросил Ипполит Матвеевич.

— Да вот «Нимфа». Их три семейства с одной торговлишки живут. Уже у них и матерьял не
тот, и отделка похуже, и кисть жидкая, туды ее в качель. А я — фирма старая. Основан в
тысяча девятьсот седьмом году. У меня гроб — огурчик, отборный, любительский.
— Ты что же это, с ума сошел? — кротко спросил Ипполит Матвеевич и двинулся к
выходу. — Обалдеешь ты среди гробов.

Безенчук предупредительно рванул дверь, пропустил Ипполита Матвеевича вперед, а сам
увязался за ним, дрожа как бы от нетерпения.

— Еще когда «Милости просим» было, тогда верно! Против ихнего глазету ни одна фирма,
даже в самой Твери, выстоять не могла, — туды ее в качель. А теперь, прямо скажу, лучше
моего товара нет. И не ищите даже.

Ипполит Матвеевич с гневом обернулся, посмотрел секунду на Безенчука сердито и
зашагал несколько быстрее. Хотя никаких неприятностей по службе с ним сегодня не
произошло, но почувствовал он себя довольно гадостно.
Три владельца «Нимфы» стояли у своего заведения в тех же позах, в каких Ипполит
Матвеевич оставил их утром. Казалось, что с тех пор они не сказали друг другу ни слова, но
разительная перемена в лицах, таинственная удовлетворенность, темно мерцавшая в их
глазах, показывала, что им известно кое-что значительное.

При виде своих коммерческих врагов Безенчук отчаянно махнул рукой, остановился и
зашептал вслед Воробьянинову:

— Уступлю за тридцать два рублика. Ипполит Матвеевич поморщился и ускорил шаг.
— Можно в кредит, — добавил Безенчук. Трое же владельцев «Нимфы» ничего не говорили.
Они молча устремились вслед за Воробьяниновым, беспрерывно снимая на ходу картузы и
вежливо кланяясь.

Рассерженный вконец глупыми приставаниями гробовщиков, Ипполит Матвеевич быстрее
обыкновенного взбежал на крыльцо, раздраженно соскреб о ступеньку грязь и, испытывая
сильнейшие приступы аппетита, вошел в сени. Навстречу ему из комнаты вышел
пышущий жаром священник церкви Фрола и Лавра отец Федор. Подобрав правой рукой
рясу и не обращая внимания на Ипполита Матвеевича, отец Федор пронесся к выходу.
Тут Ипполит Матвеевич заметил излишнюю чистоту, новый режущий глаза беспорядок в
расстановке немногочисленной мебели и ощутил щекотание в носу, происшедшее от
сильного лекарственного запаха. В первой комнате Ипполита Матвеевича встретила
соседка, агрономша Кузнецова. Она зашептала и замахала руками:

— Ей хуже, она только что исповедовалась. Не стучите сапогами.

— Я не стучу, — покорно ответил Ипполит Матвеевич. — Что же случилось?
Мадам Кузнецова подобрала губы и показала рукой на дверь второй комнаты:
— Сильнейший сердечный припадок. И, повторяя явно чужие слова, понравившиеся ей
своей значительностью, добавила: