Page 13 - Двенадцать стульев

смертью тещи исчезнут те маленькие удобства и привычки, которые он с усилиями создал
себе после революции, похитившей у него большие удобства и широкие привычки.
«Жениться? — подумал Ипполит Матвеевич. — На ком? На племяннице начальника
милиции, на Варваре Степановне, сестре Прусиса? Или, может быть, нанять
домработницу? Куда там! Затаскает по судам. Да и накладно».
Жизнь сразу почернела в глазах Ипполита Матвеевича. Полный негодования и отвращения
ко всему на свете, он снова вернулся в дом.
Клавдия Ивановна уже не бредила. Высоко лежа на подушках, она посматривала на
вошедшего Ипполита Матвеевича вполне осмысленно и, как ему показалось, даже строго.
— Ипполит, — прошептала она явственно, — сядьте около меня. Я должна рассказать
вам...
Ипполит Матвеевич с неудовольствием сел, вглядываясь в похудевшее усатое лицо тещи.
Он попытался улыбнуться и сказать что-нибудь ободряющее. Но улыбка получилась дикая,
а ободряющих слов совсем не нашлось. Из горла Ипполита Матвеевича вырвалось лишь
неловкое пиканье.

— Ипполит, — повторила теща, — помните вы наш гостиный гарнитур?
— Какой? — спросил Ипполит Матвеевич с предупредительностью, возможной лишь к
очень больным людям.

— Тот. Обитый английским ситцем.
— Ах, это в моем доме?

— Да, в Старгороде.
— Помню, отлично помню. Диван, дюжина стульев и круглый столик о шести ножках.
Мебель была превосходная, гамбсовская. А почему вы вспомнили?

Но Клавдия Ивановна не смогла ответить. Лицо ее медленно стало покрываться
купоросным цветом. Захватило почему-то дух и у Ипполита Матвеевича. Он отчетливо
вспомнил гостиную в своем особняке, симметрично расставленную ореховую мебель с
гнутыми ножками, начищенный восковой пол, старинный коричневый рояль и овальные
черные рамочки с дагерротипами сановных родственников на стенах.
Тут Клавдия Ивановна деревянным, равнодушным голосом сказала:

— В сиденье стула я зашила свои брильянты.
Ипполит Матвеевич покосился на старуху.
— Какие брильянты? — спросил он машинально, но тут же спохватился. — Разве их не
отобрали тогда, во время обыска?

— Я спрятала брильянты в стул, — упрямо повторила старуха.
Ипполит Матвеевич вскочил и, посмотрев на освещенное керосиновой лампой каменное
лицо Клавдии Ивановны, понял, что она не бредит.
— Ваши брильянты! — закричал он, пугаясь силы своего голоса. — В стул! Кто вас
надоумил? Почему вы не дали их мне?
— Как же было дать вам брильянты, когда вы пустили по ветру имение моей дочери? —
спокойно и зло молвила старуха.

Ипполит Матвеевич сел и сейчас же снова встал. Сердце его с шумом рассылало потоки
крови по всему телу. В голове начало гудеть.

— Но вы их вынули оттуда? Они здесь?
Старуха отрицательно покачала головой.

— Я не успела. Вы помните, как быстро и неожиданно нам пришлось бежать. Они
остались в стуле, который стоял между терракотовой лампой и камином.