Page 100 - Двенадцать стульев

руках. Можете вы это понять?

В зале раздавался скрипучий голос, дарованный природой одним только аукционистам,
крупье и стекольщикам:

— С полтиной, налево. Три. Еще один стул из дворца. Ореховый. В полной исправности. С
полтиной, прямо. Раз — с полтиной, прямо.

Три стула были проданы поодиночке. Аукционист объявил к продаже последний стул.
Злость душила Остапа. Он снова набросился на Воробьянинова. Оскорбительные
замечания его были полны горечи. Кто знает, до чего дошел бы Остап в своих сатирических
упражнениях, если бы его не прервал быстро подошедший мужчина в костюме лодзинских
коричневых цветов. Он размахивал пухлыми руками, прыгал и отскакивал, словно играл в
теннис.

— А скажите, — поспешно спросил он Остапа, — здесь, в самом деле, аукцион? Да?
Аукцион? И здесь, в самом деле, продаются вещи? Замечательно!

Незнакомец отпрыгнул, и лицо его озарилось множеством улыбок.
— Вот здесь действительно продают вещи? И, в самом деле, можно дешево купить?
Высокий класс? Очень, очень! Ах!..
Незнакомец, виляя толстенькими бедрами, пронесся в зал мимо ошеломленных
концессионеров и так быстро купил последний стул, что Воробьянинов только крякнул.
Незнакомец с квитанцией, в руках подбежал к прилавку выдачи.
— А скажите, стул можно сейчас взять? Замечательно!.. Ах!.. Ах!..

Беспрерывно блея и все время находясь в движении, незнакомец погрузил стул на
извозчика и укатил. По его следам бежал беспризорный.

Мало-помалу разошлись и разъехались все новые собственники стульев. За ними мчались
несовершеннолетние агенты Остапа. Ушел и он сам. Ипполит Матвеевич боязливо следовал
позади. Сегодняшний день казался ему сном. Все произошло быстро и совсем не так, как
ожидалось.
На Сивцевом Бражке рояли, мандолины и гармоники праздновали весну. Окна были
распахнуты. Цветники в глиняных горшочках заполняли подоконники. Толстый человек, с
раскрытой волосатой грудью, в подтяжках, стоял у окна и страстно пел. Вдоль стены
медленно пробирался кот. В продуктовых палатках пылали керосиновые лампочки.

У розового домика прогуливался Коля. Увидев Остапа, шедшего впереди, он вежливо с ним
раскланялся и подошел к Воробьянинову. Ипполит Матвеевич сердечно его приветствовал.
Коля, однако, не стал терять времени.

— Добрый вечер, — решительно сказал он и, не в силах сдержаться, ударил Ипполита
Матвеевича в ухо.

Одновременно с этим Коля произнес довольно пошлую, по мнению наблюдавшего за этой
сценой Остапа, фразу:

— Так будет со всеми, — сказал Коля детским голосом, — кто покусится...
На что именно покусится, Коля не договорил. Он поднялся на носках и, закрыв глаза,
хлопнул Воробьянинова по щеке.
Ипполит Матвеевич приподнял локоть, но не посмел даже пикнуть.
— Правильно, — приговаривал Остап, — а теперь по шее. Два раза. Так. Ничего не
поделаешь. Иногда яйцам приходится учить зарвавшуюся курицу... Еще разок... Так. Не
стесняйтесь. По голове больше не бейте. Это самое слабое его место. Если бы старгородские
заговорщики видели гиганта мысли и отца русской демократии в эту критическую для него
минуту, то, надо думать, тайный союз «Меча и орала» прекратил бы свое существование.
— Ну, кажется, хватит, — сказал Коля, пряча руку в карман.

— Еще один разик, — умолял Остап.