Page 95 - Двенадцать стульев

На счет Ипполит Матвеевич смотрел долго, раскачиваясь на стуле.
— Девять рублей двадцать копеек? — бормотал он. — Может быть, вам еще дать ключ от
квартиры, где деньги лежат?

Кончилось тем, что Ипполита Матвеевича свели вниз, бережно держа под руки. Лиза не
могла убежать, потому что номерок от гардероба был у великосветского льва.

В первом же переулке Ипполит Матвеевич навалился на Лизу плечом и стал хватать ее
руками. Лиза молча отдиралась.

— Слушайте! — говорила она. — Слушайте! Слушайте!
— Поедем в номера! — убеждал Воробьянинов. Лиза с силой высвободилась и, не
примериваясь, ударила покорителя женщин кулачком в нос. Сейчас же свалилось пенсне с
золотой дужкой и, попав под квадратный носок баронских сапог, с хрустом раскрошилось.
Ночной зефир Струит эфир...

Лиза, захлебываясь слезами, побежала по Серебряному переулку к себе домой.
Шумит, Бежит Гвадалквивир.

Ослепленный Ипполит Матвеевич мелко затрусил в противоположную сторону, крича:
— Держи вора!
Потом он долго плакал и, еще плача, купил у старушки все ее баранки вместе с корзиной.
Он вышел на Смоленский рынок, пустой и темный, и долго расхаживал там взад и вперед,
разбрасывая баранки, как сеятель бросает семена. При этом он немузыкально кричал:
Ходите, Вы всюду бродите, Та-ра-ра-ра... Затем Ипполит Матвеевич подружился с
лихачом, раскрыл ему всю душу и сбивчиво рассказал про брильянты.
— Веселый барин! — воскликнул извозчик. Ипполит Матвеевич действительно
развеселился. Как видно, его веселье носило несколько предосудительный характер, потому
что часам к одиннадцати утра он проснулся в отделении милиции. Из двухсот рублей,
которыми он так позорно начал ночь наслаждений и утех, при нем оставалось только
двенадцать.
Ему казалось, что он умирает. Болел позвоночник, ныла печень, а на голову, он чувствовал,
ему надели свинцовый котелок. Но ужаснее всего было то, что он решительно не помнил,
где и как он мог истратить такие большие деньги. По дороге домой пришлось зайти к
оптику и вставить в оправу пенсне новые стекла. Остап долго, с удивлением, рассматривал
измочаленную фигуру Ипполита Матвеевича, но ничего не сказал. Он был холоден и готов
к борьбе.
Глава XXI

Экзекуция

Аукционный торг открывался в пять часов. Доступ граждан для обозрения вещей
начинался с четырех. Друзья явились в три и целый час рассматривали
машиностроительную выставку, помещавшуюся тут же рядом.
— Похоже на то, — сказал Остап, — что уже завтра мы сможем, при наличии доброй волн,
купить этот паровозик. Жалко, что цена не проставлена. Приятно все-таки иметь
собственный паровоз.
Ипполит Матвеевич маялся. Только стулья могли его утешить.

От них он отошел лишь в ту минуту, когда на кафедру взобрался аукционист в клетчатых
брюках «столетье» и бороде, ниспадавшей на толстовку русского коверкота.

Концессионеры заняли места в четвертом ряду справа. Ипполит Матвеевич начал сильно
волноваться. Ему казалось, что стулья будут продаваться сейчас же. Но они стояли сорок
третьим номером, и в продажу поступала сначала обычная аукционная гиль и дичь: