Page 65 - Двенадцать стульев

Через час они вернулись и застали стариков совершенно разомлевшими.
— А вы помните, Елена Станиславовна? — говорил Ипполит Матвеевич.
— А вы помните, Ипполит Матвеевич? — говорила Елена Станиславовна.
«Кажется, наступил психологический момент для ужина», — подумал Остап. И, прервав
Ипполита Матвеевича, вспоминавшего выборы в городскую управу, сказал:

— В Берлине есть очень странный обычай — там едят так поздно, что нельзя понять, что
это — ранний ужин или поздний обед.

Елена Станиславовна встрепенулась, отвела кроличий взгляд от Воробьянинова и
потащилась на кухню.

— А теперь действовать, действовать и действовать! — сказал Остап, понизив голос до
степени полной нелегальности. Он взял Полесова за руку.

— Старуха не подкачает? Надежная женщина?
Полесов молитвенно сложил руки.

— Ваше политическое кредо?
— Всегда! — восторженно ответил Полесов.

— Вы, надеюсь, кирилловец?
— Так точно. Полесов вытянулся в струну.

— Россия вас не забудет! — рявкнул Остап. Ипполит Матвеевич, держа в руке сладкий
пирожок, с недоумением слушал Остапа, но удержать его было нельзя. Его несло. Великий

комбинатор чувствовал вдохновение, упоительное состояние перед вышесредним
шантажом. Он прошелся по комнате, как барс.

В таком возбужденном состоянии его застала Елена Станиславовна, с трудом тащившая
из кухни самовар. Остап галантно подскочил к ней, перенял на ходу самовар и поставил
его на стол. Самовар свистнул. Остап решил действовать.
— Мадам, — сказал он, — мы счастливы видеть в вашем лице...

Он не знал, кого он счастлив видеть в лице Елены Станиславовны. Пришлось начать снова.
Изо все:, пышных оборотов царского режима вертелось в голове только какое-то
«милостиво повелеть соизволил». Но это было не к месту. Поэтому он начал деловито:

— Строгий секрет! Государственная тайна!
Остап показал рукой на Воробьянинова:

— Кто, по-вашему, этот мощный старик? Не говорите, вы не можете этого знать. Это —
гигант мысли, отец русской демократии и особа, приближенная к императору.

Ипполит Матвеевич встал во весь свой прекрасный рост и растерянно посмотрел по
сторонам. Он ничего не понимал, но, зная по опыту, что Остап Бендер никогда не говорит
зря, молчал. В Полесове все происходящее вызвало дрожь. Он стоял, задрав подбородок к
потолку, в позе человека, готовящегося пройти церемониальным маршем. Елена
Станиславовна села на стул, в страхе глядя на Остапа.

— Наших в городе много? — спросил Остап напрямик. — Каково настроение?
— При наличии отсутствия... — сказал Виктор Михайлович и стал путано объяснять свои
беды. Тут был и дворник дома № 5, возомнивший о себе хам, и платки три восьмых дюйма,
и трамвай, и прочее.
— Хорошо! — грянул Остап. — Елена Станиславовна! С вашей помощью мы хотим