Page 63 - Двенадцать стульев
P. 63

—  А когда назначено открытие трамвая?
                —  Он уже открыт.
                —  Да, да, мы несколько задержались. Хорошая натура подвернулась. Масса работы. Закат
                солнца! Впрочем, мы и так справимся. Коля! Давай свет! Вертящееся колесо! Крупно!
                Двигающиеся ноги толпы — крупно. Люда! Милочка! Пройдитесь! Коля, начали! Начали.
                Пошли! Идите, идите, идите... Довольно. Спасибо. Теперь будем снимать строителя.
                Товарищ Треухов? Будьте добры, товарищ Треухов. Нет, не так. В три четверти... Вот так,
                пооригинальней, на фоне трамвая... Коля! Начали! Говорите что- нибудь!..

                —  Ну, мне, право, так неудобно!..
                —  Великолепно!.. Хорошо!.. Еще говорите!.. Теперь вы говорите с первой пассажиркой
                трамвая... Люда! Войдите в рамку. Так. Дышите глубже: вы взволнованы!.. Коля! Ноги
                крупно!.. Начали!.. Так, так... Большое спасибо... Стоп!..
                С давно дрожавшего «фиата» тяжело слез Гаврилин и пришел звать отставшего друга.
                Режиссер с волосатым адамовым яблоком оживился.
                —  Коля! Сюда! Прекрасный типаж. Рабочий! Пассажир трамвая! Дышите глубже. Вы
                взволнованы. Вы никогда прежде не ездили в трамвае. Начали! Дышите!
                Гаврилин с ненавистью засопел.

                —  Прекрасно!.. Милочка!.. Иди сюда! Привет от комсомола!.. Дышите глубже. Вы
                взволнованы... Так... Прекрасно. Коля, кончили.
                —  А трамвай снимать не будете? — спросил Треухов застенчиво.

                —  Видите ли, — промычал кожаный режиссер, — условия освещения не позволяют.
                Придется доснять в Москве. Целую!

                Кинохроника молниеносно исчезла.
                —  Ну, поедем, дружок, отдыхать, — сказал Гаврилин. — Ты что, закурил?
                —  Закурил, — сознался Треухов, — не выдержал.
                На семейном вечере голодный накурившийся Треухов выпил три рюмки водки и
                совершенно опьянел. Он целовался со всеми, и все его целовали. Он хотел сказать что-то
                доброе своей жене, но только рассмеялся. Потом долго тряс руку Гаврилина и говорил:
                —  Ты чудак! Тебе надо научиться проектировать железнодорожные мосты! Это
                замечательная наука. И главное — абсолютно простая. Мост через Гудзон...
                Через полчаса его развезло окончательно, и он произнес филиппику, направленную против
                буржуазной прессы:
                —  Эти акробаты фарса, эти гиены пера! Эти виртуозы ротационных машин! — кричал он.
                Домой его отвезла жена на извозчике.
                —  Хочу ехать на трамвае, — говорил он жене, — ну, как ты этого не понимаешь? Раз есть
                трамвай, значит, на нем нужно ехать!.. Почему? Во-первых, это выгодно...
                Полесов шел следом за концессионерами, долго крепился и, выждав, когда вокруг никого
                не было, подошел к Воробьянинову.

                —  Добрый вечер, господин Ипполит Матвеевич. — сказал он почтительно.
                Воробьянинову сделалось не по себе.

                —  Не имею чести, — пробормотал он.
                Остап выдвинул правое плечо и подошел к слесарю-интеллигенту.

                —  Ну-ну, — сказал он, — что вы хотите сказать моему другу?
                —  Вам не надо беспокоиться, — зашептал Полесов, оглядываясь по сторонам. — Я от
                Елены Станиславовны...
   58   59   60   61   62   63   64   65   66   67   68