Page 82 - Двенадцать стульев
P. 82

Ипполит Матвеевич был совершенно подавлен.

                —  Ладно, — сказал Остап, — заседание продолжается. Стул — не иголка. Найдется. Дайте
                ордера сюда. Придется вступить в неприятный контакт с администрацией музея. Садитесь
                рядом с девочкой и сидите. Я сейчас приду.
                —  Чего это вы такой грустный? — говорила Лиза. — Вы устали?

                Ипполит Матвеевич отделывался молчанием.
                —  У вас голова болит?
                —  Да немножко. Заботы, знаете ли. Отсутствие женской ласки сказывается на жизненном
                укладе.

                Лиза сперва удивилась, а потом, посмотрев на своего бритоголового собеседника, и на
                самом деле его пожалела. Глаза у Воробьянинова были страдальческие. Пенсне не скрывало
                резко обозначавшихся мешочков. Быстрый переход от спокойной жизни
                делопроизводителя уездного загса к неудобному и хлопотливому быту охотника за
                брильянтами и авантюриста даром не дался. Ипполит Матвеевич сильно похудел, и у него
                стала побаливать печень. Под суровым надзором Бендера Ипполит Матвеевич терял свою
                физиономию и быстро растворялся в могучем интеллекте сына турецко- подданного.
                Теперь, когда он на минуту остался вдвоем с очаровательной гражданкой Калачовой, ему
                захотелось рассказать ей обо всех горестях и волнениях, но он не посмел этого сделать.

                —  Да, — сказал он, нежно глядя на собеседницу, — такие дела. Как же вы поживаете,
                Елизавета.

                —  Петровна. А вас как зовут?
                Обменялись именами-отчествами.

                «Сказка любви дорогой», — подумал Ипполит Матвеевич, вглядываясь в простенькое лицо
                Лизы. Так страстно, так неотвратимо захотелось старому предводителю женской ласки,
                отсутствие которой тяжело сказывается на жизненном укладе, что он немедленно взял
                Лизину лапку в свои морщинистые руки и горячо заговорил о Париже. Ему захотелось быть
                богатым, расточительным и неотразимым. Ему хотелось увлекать и под шум оркестров
                пить редереры с красоткой из дамского оркестра в отдельном кабинете.
                О чем было говорить с этой девочкой, которая безусловно ничего не знает ни о редерерах,
                ни о дамских оркестрах и которая по своей природе даже не может постичь всей прелести
                этого жанра, А быть увлекательным так хотелось! И Ипполит Матвеевич обольщал Лизу
                рассказами о Париже.
                —  Вы научный работник? — спросила Лиза.

                —  Да, некоторым образом, — ответил Ипполит Матвеевич, чувствуя, что со времени
                знакомства с Бендером он вновь приобрел несвойственное ему в последние годы
                нахальство.

                —  А сколько вам лет, простите за нескромность?
                —  К науке, которую я в настоящий момент представляю, это не имеет отношения.

                Этим быстрым и метким ответом Лиза была покорена.
                —  Но все-таки? Тридцать? Сорок? Пятьдесят?

                —  Почти. Тридцать восемь.
                —  Ого! Вы выглядите значительно моложе.

                Ипполит Матвеевич почувствовал себя счастливым.
                —  Когда вы доставите мне счастье увидеться с вами снова? — спросил Ипполит
                Матвеевич в нос.
                Лизе стало очень стыдно. Она заерзала в кресле и затосковала.

                —  Куда это товарищ Бендер запропастился? — сказала она тоненьким голосом.
   77   78   79   80   81   82   83   84   85   86   87