Page 88 - Двенадцать стульев

Дядьев согласился. Оживилась и Елена Станиславовна.

— Нельзя ли, — сказала она робея, — тут у меня есть один молодой человек, очень милый и
воспитанный мальчик. Сын мадам Черкесовой... Очень, очень милый, очень способный...
Он безработный сейчас. На бирже труда состоит. У него есть даже билет. Его обещали на
днях устроить в союз... Не сможете ли вы взять его к себе? Мать будет очень благодарна.

— Пожалуй, можно будет, — милостиво сказал Чарушников, — как вы смотрите на это,
господа? Ладно. В общем, я думаю, удастся.

— Что ж, — заметил Дядьев, — кажется, в общих чертах... все? Все как будто?
— А я? — раздался вдруг тонкий, волнующийся голос.
Все обернулись. В углу, возле попугая, стоял вконец расстроенный Полесов. У Виктора
Михайловича на черных веках закипали слезы. Всем стало очень совестно. Гости
вспомнили вдруг, что пьют водку Полесова и что он вообще один из главных организаторов
старгородского отделения «Меча и орала».

Елена Станиславовна схватилась за виски и испуганно вскрикнула.
— Виктор Михайлович! — застонали все. — Голубчик! Милый! Ну, как вам не стыдно?
Ну, чего вы стали в углу? Идите сюда сейчас же!
Полесов приблизился. Он страдал. Он не ждал от товарищей по мечу и оралу такой
черствости. Елена Станиславовна не вытерпела.
— Господа, — сказала она, — это ужасно! Как вы могли забыть дорогого всем нам Виктора
Михайловича?

Она поднялась и поцеловала слесаря-аристократа в закопченный лоб.
— Неужели же, господа, Виктор Михайлович не сможет быть достойным попечителем
учебного округа или полицмейстером?
— А, Виктор Михайлович? — спросил губернатор. — Хотите быть попечителем?

— Ну, конечно же, он будет прекрасным, гуманным попечителем! — поддержал городской
голова, глотая грибок и морщась.

— А Распо-опов? — обидчиво протянул Виктор Михайлович. — Вы же уже назначили
Распопова?

— Да, в самом деле, куда девать Распопова?
— В брандмейстеры, что ли?..
— В брандмейстеры! — заволновался вдруг Виктор Михайлович.
Перед ним мгновенно возникли пожарные колесницы, блеск огней, звуки труб и
барабанная дробь. Засверкали топоры, закачались факелы, земля разверзлась, и вороные
драконы понесли его на пожар городского театра.
— Брандмейстером? Я хочу быть брандмейстером!

— Ну, вот и отлично! Поздравляю вас. Отныне вы брандмейстер.
— За процветание пожарной дружины! — иронически сказал председатель биржевого
комитета. На Кислярского набросились все:
— Вы всегда были левым! Знаем вас!

— Господа, какой же я левый?
— Знаем, знаем!..

— Левый!
— Все евреи левые!