Page 90 - Двенадцать стульев
P. 90

—  Губернатор! — говорил Чарушников. — Какой же ты губернатор, когда ты не генерал?
                —  Я штатским генералом буду, а тебе завидно?
                Когда захочу, посажу тебя в тюремный замок. Насидишься у меня.

                —  Меня нельзя посадить. Я баллотированный, облеченный доверием.

                —  За баллотированного двух небаллотированных дают.
                —  Па-апрашу со мной не острить! — закричал вдруг Чарушников на всю улицу.

                —  Что же ты, дурак, кричишь? — спросил губернатор. — Хочешь в милиции ночевать?
                —  Мне нельзя в милиции ночевать, — ответил городской голова, — я советский
                служащий...
                Сияла звезда. Ночь была волшебна. На Второй Советской продолжался спор губернатора с
                городским головой.
                Глава XX



                От Севильи до Гренады

                Позвольте, а где же отец Федор? Где стриженый священник церкви Фрола и Лавра? Он,
                кажется, собирался пойти на Виноградную улицу, в дом № 34, к гражданину Брунсу? Где
                же этот кладоискатель в образе ангела и заклятый враг Ипполита Матвеевича
                Воробьянинова, дежурящего ныне в темном коридоре у несгораемого шкафа?
                Исчез отец Федор. Завертела его нелегкая. Говорят, что видели его на станции
                Попасная, Донецких дорог. Бежал он по перрону с чайником кипятку...
                Взалкал отец Федор. Захотелось ему богатства. Понесло его по России за гарнитуром
                генеральши Поповой, в котором, надо признаться, ни черта нет. Едет отец по России.
                Только письма жене пишет. ПИСЬМО ОТЦА ФЕДОРА,
                писанное им в Харькове, на вокзале, своей жене в уездный город N

                Голубушка моя, Катерина Александровна! Весьма перед тобою виноват. Бросил тебя,
                бедную, одну в такое время.

                Должен тебе все рассказать. Ты меня поймешь и, можно надеяться, согласишься.
                Ни в какие живоцерковцы я, конечно, не пошел и идти не думал, и боже меня от этого
                упаси.
                Теперь читай внимательно. Мы скоро заживем иначе. Помнишь, я тебе говорил про
                свечной заводик. Будет он у нас, и еще кое-что, может быть, будет. И не придется уже тебе
                самой обеды варить да еще столовников держать. В Самару поедем и наймем прислугу.
                Тут дело такое, но ты его держи в большом секрете, никому, даже Марье Ивановне, не
                говори. Я ищу клад. Помнишь покойную Клавдию Ивановну Петухову, воробьяниновскую
                тещу? Перед смертью Клавдия Ивановна открылась мне, что в ее доме, в Старгороде, в
                одном из гостиных стульев (их всего двенадцать) запрятаны ее брильянты.

                Ты, Катенька, не подумай, что я вор какой-нибудь. Эти брильянты она завещала мне и
                велела их стеречь от Ипполита Матвеевича, ее давнишнего мучителя.

                Вот почему я тебя, бедную, бросил так неожиданно. Ты уж меня не виновать.
                Приехал я в Старгород, и представь себе — этот старый женолюб тоже там очутился. Узнал
                как-то. Видно, старуху перед смертью пытал. Ужасный человек! И с ним ездит какой-то
                уголовный преступник, — нанял себе бандита. Они на меня прямо набросились, сжить со
                свету хотели. Да я не такой, мне пальца в рот не клади, не дался.

                Сперва я попал на ложный путь. Один стул только нашел в воробьяниновском доме (там
   85   86   87   88   89   90   91   92   93   94   95