Page 90 - Двенадцать стульев
P. 90
— Губернатор! — говорил Чарушников. — Какой же ты губернатор, когда ты не генерал?
— Я штатским генералом буду, а тебе завидно?
Когда захочу, посажу тебя в тюремный замок. Насидишься у меня.
— Меня нельзя посадить. Я баллотированный, облеченный доверием.
— За баллотированного двух небаллотированных дают.
— Па-апрашу со мной не острить! — закричал вдруг Чарушников на всю улицу.
— Что же ты, дурак, кричишь? — спросил губернатор. — Хочешь в милиции ночевать?
— Мне нельзя в милиции ночевать, — ответил городской голова, — я советский
служащий...
Сияла звезда. Ночь была волшебна. На Второй Советской продолжался спор губернатора с
городским головой.
Глава XX
От Севильи до Гренады
Позвольте, а где же отец Федор? Где стриженый священник церкви Фрола и Лавра? Он,
кажется, собирался пойти на Виноградную улицу, в дом № 34, к гражданину Брунсу? Где
же этот кладоискатель в образе ангела и заклятый враг Ипполита Матвеевича
Воробьянинова, дежурящего ныне в темном коридоре у несгораемого шкафа?
Исчез отец Федор. Завертела его нелегкая. Говорят, что видели его на станции
Попасная, Донецких дорог. Бежал он по перрону с чайником кипятку...
Взалкал отец Федор. Захотелось ему богатства. Понесло его по России за гарнитуром
генеральши Поповой, в котором, надо признаться, ни черта нет. Едет отец по России.
Только письма жене пишет. ПИСЬМО ОТЦА ФЕДОРА,
писанное им в Харькове, на вокзале, своей жене в уездный город N
Голубушка моя, Катерина Александровна! Весьма перед тобою виноват. Бросил тебя,
бедную, одну в такое время.
Должен тебе все рассказать. Ты меня поймешь и, можно надеяться, согласишься.
Ни в какие живоцерковцы я, конечно, не пошел и идти не думал, и боже меня от этого
упаси.
Теперь читай внимательно. Мы скоро заживем иначе. Помнишь, я тебе говорил про
свечной заводик. Будет он у нас, и еще кое-что, может быть, будет. И не придется уже тебе
самой обеды варить да еще столовников держать. В Самару поедем и наймем прислугу.
Тут дело такое, но ты его держи в большом секрете, никому, даже Марье Ивановне, не
говори. Я ищу клад. Помнишь покойную Клавдию Ивановну Петухову, воробьяниновскую
тещу? Перед смертью Клавдия Ивановна открылась мне, что в ее доме, в Старгороде, в
одном из гостиных стульев (их всего двенадцать) запрятаны ее брильянты.
Ты, Катенька, не подумай, что я вор какой-нибудь. Эти брильянты она завещала мне и
велела их стеречь от Ипполита Матвеевича, ее давнишнего мучителя.
Вот почему я тебя, бедную, бросил так неожиданно. Ты уж меня не виновать.
Приехал я в Старгород, и представь себе — этот старый женолюб тоже там очутился. Узнал
как-то. Видно, старуху перед смертью пытал. Ужасный человек! И с ним ездит какой-то
уголовный преступник, — нанял себе бандита. Они на меня прямо набросились, сжить со
свету хотели. Да я не такой, мне пальца в рот не клади, не дался.
Сперва я попал на ложный путь. Один стул только нашел в воробьяниновском доме (там