Page 49 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год
P. 49

– Своих не признаешь… Команду на «Керчи» помнишь?
                – Кожин! Ты? – Семен крепко сунул руку ему в руку.

                Стояли, глядели друг на друга. Кожин, быстро оглянувшись, сказал:
                – Обрезы-то пилите?

                – Нет, у нас пока еще тихо.

                – А бойкие ребята есть?
                – Кто их знает, пока не видать. Ждем, что дальше будет.
                – Что же вы, ребята, делаете? – заговорил Кожин, и глаза его все время бегали,
                вглядывались в сумеречные очертания. – Чего вы смотрите? Так вас, как гусей,
                общиплют, а вы и головки подставили. А знаете вы, – у нас уже село Успенское все
                сожгли артиллерийским огнем. Бабы, ребятишки разбежались кто куда, мужики в лес…
                Из Новоспасского народ бежит, из Федоровки, из Гуляй-Поля – все к нам…
                – Да к кому – к вам?

                – Дибривский лес знаешь? Туда собираются… Ну, ладно… Ты вот что шепни ребятам:
                чтобы от вашей Владимировки сорок обрезов, да винтовок с патронами штук десять, да
                гранат ручных – сколько соберете, – и это вы прячьте в стог, в поле… Понял? В Сосновке
                уж под стога прячут, ребята только меня дожидаются… В Гундяевке тридцать мужиков
                на конях ждут. Уходить надо.

                – Да куда? К кому?

                – Ну, к атаману… Зовут – Щусь. Сейчас мы по всей Екатеринославщине отряды
                собираем… На прошлой неделе разбили гайдамаков, сожгли экономию… Вот, братишка,
                была потеха: спирт этот, сахар даром крестьянам кидали… Так помни – через неделю
                приду…
                Он подмигнул Семену, перескочил через плетень и побежал, пригнувшись, в камыши,
                где голосисто квакали лягушки.
                Слухи об атаманах, о налетах доходили до Владимировки, но не верилось. И вот –
                появился живой свидетель. Семен в тот же вечер рассказал о нем брату. Алексей
                выслушал серьезно.
                – Атамана-то как звать?

                – Щусь, говорят.
                – Не слыхал. Про Махно, Нестора Ивановича, бродят слухи, будто бы шайка у него
                человек в двадцать пять головорезов, – налетают на экономии. А про Щуся не слыхал…
                Все может быть: теперь мужик на все способен. Что ж – Щусь так Щусь, дело святое…
                Только вот что, Семен: мужикам ты покуда не говори. Когда нужно будет, скажу сам.

                Семен усмехнулся, пожал плечом:

                – Ну, ждите, покуда не ощиплют догола.
                В тот же вечер Кожин виделся, должно быть, не с одним Семеном. По селу зашептали
                про обрезы, гранаты, про атаманские отряды. Кое-где по дворам, ночью, – если
                прислушаться, – начали ширкать напильники. Но пока что все было тихо. Немцы даже
                навели порядок, издали приказ – с субботы на воскресенье мести улицу. Ничего, – и
                улицу подмели.
                Затем пришла и беда. В ранний час, когда еще не выгоняли поить скотину, по
                выметенной улице пошли стражники и десятники с бляхами, застучали в окошки:

                – Выходи!
                Мужики стали выскакивать за ворота, босиком, застегиваясь, и тут же получали
   44   45   46   47   48   49   50   51   52   53   54