Page 52 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год
P. 52

Матрена вздыхала, ворочаясь на постели. Начинало светать, пели петухи. Ложилась
                роса на подоконник открытого окна. Жужжал комарик. На шестке проснулась кошка,
                мягко спрыгнула и пошла нюхать сор в углу.

                Братья вполголоса разговаривали у непокрытого стола: Семен – подперев руками голову,
                Алексей – все наклоняясь к нему, все заглядывая в лицо:
                – Не могу я, Семен, пойми ты, родной. Матрене одной не управиться с хозяйством. Ведь
                тут годами коплено, – как бросить? Разорят последнее. Вернешься на пустое место.
                – Как бросить? – сказал Семен. – Пропадет твое хозяйство – скажи какая важность.
                Победим – каменный дом построишь. (Он усмехнулся.) Партизанская война нужна, а ты
                со своим хозяйством.

                – Опять говорю, – кто вас кормить будет?
                – А ты и так не нас кормишь, – немцев, да гетмана, да всякую сволочь кормишь… Раб…

                – Постой. В семнадцатом году я не дрался за революцию? В солдатский комитет меня не
                выбирали? Имперьялистического фронта я не разлагал? То-то… Погоди меня срамить,
                Семен… И сейчас, – ну, подойди Красная Армия, я первый схвачу винтовку. А куда я
                пойду в лес, к каким атаманам?
                – Сейчас и атаманы пригодятся.

                – Так-то так.
                – Рана проклятая связала меня. – Семен вытянул руки по столу. – Вот моя мука… А
                наших черноморских ребят много пошло в эти отряды. Зажжем Украину с четырех
                концов, дай срок…

                – Кожина ты видел еще?
                – Видел.

                – Что говорит?
                – А мы с ним говорили, что скоро освещение устроим у вас в селе.

                Алексей взглянул на брата, побледнел, опустил голову.
                – Да, конечно бы, следовало… Торчит эта проклятая усадьба, как бельмо… Покуда
                Григорий Карлович жив, он нам дышать не даст…
                Матрена спрыгнула с постели, в одной рубашке, – только накинула шаль с розами, –
                подошла и несколько раз постучала косточками кулака по столу:
                – Мое добро берут, я терпеть не буду! Мы, бабы, скорее вас расправимся с этими
                дьяволами.

                Семен неожиданно весело взглянул на нее:
                – Ну? Как же вы, бабы, станете воевать? Интересно.

                – Будем воевать по-бабьему. Сядет он жрать, – мышьяку… Порошки мы достанем. На
                сеновал его – заманю или в баню, – вязальной иглы, что ли, у меня нет? Так суну в это
                место – не ахнет. Мы-то начнем, вы не сробейте… А надо – и мы с винтовками пойдем, не
                хуже вас…

                Семен топнул ногой, засмеялся во все горло:
                – Вот это – баба, ух ты, черт!

                – Пусти! – Махнув шалью, Матрена у порога сунула босые ноги в башмаки, постучала
                ими и ушла, должно быть, посмотреть скотину. Семен и Алексей долго качали головами,
   47   48   49   50   51   52   53   54   55   56   57