Page 84 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год
P. 84

– Когда человек много страдает – утешением ему служит целесообразность тех причин,
                из-за которых он страдает, – сказал немец, подбирая ноги под лавку и опуская лоб, так
                что глаза его теперь смотрели на Катю поверх очков. – Я много изучал историю
                человечества. После долгого затишья мы снова входим в полосу катастроф. Вот мой
                вывод. Мы присутствуем при начале гибели великой цивилизации. Однажды арийский
                мир уже пережил подобное. Это было в четвертом веке, когда варвары разрушили Рим.
                Многие готовы провести параллели с нашим временем. Но это ничего. Рим был
                разложен идеями христианства. Варвары разорвали уже только труп Рима. Современная
                цивилизация будет переорганизована социализмом. Там было разрушение, тут будет
                созидание. Наиболее разрушительными идеями христианства были: равенство,
                интернационализм и моральное превосходство бедности над богатством. Это были идеи
                варваров, кормивших чудовищного паразита – Рим, утопавший в роскоши. Вот почему
                римляне так боялись и так жестоко преследовали христиан. Но в христианстве не было
                созидающей идеи, оно не организовывало труда. На земле оно довольствовалось только
                разрушением, а все остальное обещало на небесах. Христианство – это был только меч,
                разрушающий и карающий. И даже на небесах, и в идеальной жизни, оно не могло
                обещать ничего, кроме вывернутого наизнанку иерархического, классового и
                чиновничьего строя Римской империи. Таковы были его основные ошибки. В противовес
                ему Рим выдвигал идею порядка. Но тогда самый беспорядок – всеобщий хаос – и был
                заветной мечтой варваров, ожидавших часа, чтобы полезть штурмом на стены Рима. Час
                этот настал. На месте городов задымились развалины. Трупы лежали по дорогам,
                распятые кольями, раздавленные телегами варваров. Спасения не было, потому что
                Европа, Малая Азия, Африка пылали от края до края. Римляне, как птицы, метались по
                мировому пожарищу. Их умерщвляли варвары, в лесах раздирали дикие звери, они гибли
                в пустынях от голода, зноя и стужи. Я читал рассказ современника о том, как Проба,
                жена римского префекта, бежала ночью в лодке с двумя дочерьми из Рима, куда
                ворвались германцы Алариха. Плывя по Тибру, римлянки видели пламя, пожиравшее
                Вечный город. Это был конец мира…
                Немец развязал вещевой мешок, со дна его достал пухлую, в потертой коже, записную
                книжку и некоторое время со сдержанной улыбкой перелистывал ее.
                – Вот, – сказал он, пересаживаясь на Катину лавку, – чтобы вам лучше представить,
                каковы из себя были римляне перед гибелью, послушайте одно место из Аммиана
                Марцеллина. Он так описывает этих владык вселенной:

                «Длинные одежды из пурпура и шелка развеваются по ветру и дают возможность
                рассмотреть под ними богатую тунику, украшенную вышивками, изображающими
                различных животных. Сопровождаемые свитой в пятьдесят человек прислуги, их
                закрытые колесницы потрясают мостовую и дома, мчась по улице с необыкновенной
                быстротой. Если кто-нибудь из них входит в бани, обычно соединенные с магазинами,
                ресторанами и местами для прогулок, – он повелительным тоном требует, чтобы
                предметы общего употребления были отданы в его исключительное пользование. Выходя
                из бани, он надевает перстни и пряжки с драгоценными камнями и облекается в дорогой
                халат, полотна которого хватило бы на двенадцать человек. Затем следуют верхние
                одежды, которые льстят его самолюбию; при этом он не забывает принять
                величественную осанку, которой нельзя было бы простить и великому Марцеллу,
                завоевателю Сиракуз. Впрочем, иногда и он предпринимает смелые походы с огромной
                свитой слуг, поваров, клиентов и отвратительно обезображенных евнухов в свои
                итальянские поместья, где забавляется охотой на птиц и кроликов. Если случайно,
                особенно в жаркий полдень, он имеет храбрость переплыть на раззолоченной барке
                озеро Лукрин, отправляясь на свою приморскую дачу, он сравнивает потом это
                путешествие с походами Цезаря и Александра. Если муха проникает за шелковую
                занавеску палубы или сквозь складки упадет луч солнца, он оплакивает свое бедствие,
                сетуя, что не родился в странах киммерийских, где вечный мрак. Лучшими гостями у
                знатных считаются паразиты и льстецы, умеющие рукоплескать каждому слову хозяина.
                Они смотрят с восторгом на мраморные колонны комнат и мозаичные полы. За столом
                птицы и рыбы необыкновенной величины вызывают всеобщее удивление. Приносят весы,
                чтобы удостовериться в полновесности этих яств, и в то время, когда благоразумные
                гости отворачиваются от такой сцены, паразиты требуют нотариуса, чтобы составить
                протокол в достоверности подобных чудес…»

                – Да, sic transit… – сказал немец, захлопывая записную книжку. – Эти люди пошли
                бродить в поисках пропитания по дорогам и разрушенным городам. А волны варваров
   79   80   81   82   83   84   85   86   87   88   89