Page 121 - Три товарища

— Конечно. Ведь я был когда-то учителем танцев. Разве ты забыл?
— Забыл… пусть забывает, — сказал Фердинанд Грау. — Забвение — вот тайна вечной
молодости. Мы стареем только из-за памяти. Мы слишком мало забываем.
— Нет, — сказал Ленц. — Мы забываем всегда только нехорошее.

— Ты можешь научить меня этому? — спросил я.

— Чему — танцам? В один вечер, детка. И в этом все твое горе?
— Нет у меня никакого горя, — сказал я. — Голова болит.
— Это болезнь нашего века, Робби, — сказал Фердинанд. — Лучше всего было бы
родиться без головы.
Я зашел еще в кафе «Интернациональ». Алоис уже собирался опускать шторы.

— Есть там кто-нибудь? — спросил я.

— Роза.
— Пойдем выпьем еще по одной.
— Договорились.

Роза сидела у стойки и вязала маленькие, шерстяные носочки для своей девочки. Она
показала мне журнал с образцами и сообщила, что уже закончила вязку кофточки.

— Какие сегодня дела? — спросил я.
— Плохие. Ни у кого нет денег.

— Одолжить тебе немного? Вот — выиграл в покер.
— Шальные деньги приносят счастье, — сказала Роза, плюнула на кредитки и сунула их
в карман.
Алоис принес три рюмки, а потом, когда пришла Фрицци, еще одну.

— Шабаш, — сказал он затем. — Устал до смерти.
Он выключил свет. Мы вышли. Роза простилась с нами у дверей. Фрицци взяла Алоиса
под руку. Свежая и легкая, она пошла рядом с ним. У Алоиса было плоскостопие, и он
шаркал ногами по асфальту. Я остановился и посмотрел им вслед. Я увидел, как Фрицци
склонилась к неопрятному, прихрамывающему кельнеру и поцеловала его. Он
равнодушно отстранил ее. И вдруг — не знаю, откуда это взялось, — когда я повернулся
и посмотрел на длинную пустую улицу и дома с темными окнами, на холодное ночное
небо, мною овладела такая безумная тоска по Пат, что я с трудом устоял на ногах, будто
кто-то осыпал меня ударами. Я ничего больше не понимал — ни себя, ни свое поведение,
ни весь этот вечер, — ничего.

Я прислонился к стене и уставился глазами в мостовую. Я не понимал, зачем я сделал
все это, запутался в чем-то, что разрывало меня на части, делало меня неразумным и
несправедливым, швыряло из стороны в сторону и разбивало вдребезги все, что я с
таким трудом привел в порядок. Я стоял у стены, чувствовал себя довольно беспомощно
и не знал, что делать. Домой не хотелось — там мне было бы совсем плохо. Наконец я
вспомнил, что у Альфонса еще открыто. Я направился к нему. Там я думал остаться до
утра.

Когда я вошел, Альфонс не сказал ничего. Он мельком взглянул на меня и продолжал
читать газету. Я присел к столику и погрузился в полудрему. В кафе больше никого не
было. Я думал о Пат. Все время только о Пат. Я думал о своем поведении, припоминал
подробности. Все оборачивалось против меня. Я был виноват во всем. Просто сошел с
ума. Я тупо глядел на столик. В висках стучала кровь. Меня охватила полная
растерянность. Я чувствовал бешенство и ожесточение против себя самого. Я, я один