Page 122 - Три товарища

разбил все.
Вдруг раздался звон стекла. Я изо всей силы ударил по рюмке и разбил ее.

— Тоже развлечение, — сказал Альфонс и встал.
Он извлек осколок из моей руки.

— Прости меня, — сказал я. — Я не соображал, что делаю.

Он принес вату и пластырь.
— Пойди выспись, — сказал он. — Так лучше будет.
— Ладно, — ответил я. — Уже прошло. Просто был припадок бешенства.

— Бешенство надо разгонять весельем, а не злобой, — заявил Альфонс.

— Верно, — сказал я, — но это надо уметь.
— Вопрос тренировки. Вы все хотите стенку башкой прошибить. Но ничего, с годами это
проходит.
Он завел патефон и поставил «Мизерере» из «Трубадура». Наступило утро.
Я пошел домой. Перед уходом Альфонс налил мне большой бокал «фернет-бранка». Я
ощущал мягкие удары каких-то топориков по лбу. Улица утратила ровность. Плечи были
как свинцовые. В общем, с меня было достаточно.

Я медленно поднялся по лестнице, нащупывая в кармане ключ. Вдруг в полумраке я
услышал чье-то дыхание. На верхней ступеньке вырисовывалась какая-то фигура,
смутная и расплывчатая. Я сделал еще два шага.

— Пат… — сказал я, ничего не понимая. — Пат… что ты здесь делаешь?

Она пошевелилась.
— Кажется, я немного вздремнула…

— Да, но как ты попала сюда?
— Ведь у меня ключ от твоего парадного…

— Я не об этом. Я… — Опьянение исчезло, я смотрел на стертые ступеньки лестницы,
облупившуюся стену, на серебряное платье и узкие, сверкающие туфельки… — Я хочу
сказать, как это ты вообще здесь очутилась…

— Я сама все время спрашиваю себя об этом…
Она встала и потянулась так, словно ничего не было естественнее, чем просидеть здесь
на лестнице всю ночь. Потом она потянула носом:
— Ленц сказал бы: «Коньяк, ром, вишневая настойка, абсент…»

— Даже «фернет-бранка», — признался я и только теперь понял все до конца. — Черт
возьми, ты потрясающая девушка, Пат, а я гнусный идиот!

Я отпер дверь, подхватил ее на руки и пронес через коридор. Она прижалась к моей
груди, серебряная, усталая птица; я дышал в сторону, чтобы она не слышала винный
перегар, и чувствовал, что она дрожит, хотя она улыбалась.

Я усадил ее в кресло, включил свет и достал одеяло:

— Если бы я только мог подумать, Пат… вместо того чтобы шляться по кабакам, я бы…
какой я жалкий болван… я звонил тебе от Альфонса и свистел под твоими окнами… и
решил, что ты не хочешь говорить со мной… никто мне не ответил…

— Почему ты не вернулся, когда проводил меня домой?